Я донес до дома пластиковый пакет, где лежала упаковка пива на шесть банок, и решил выпить их в саду на задворках. Туи и ели, высокие красно-зеленые кусты и деревянный забор в шесть футов высотой надежно отгораживали этот сад от внимания соседей – не то чтобы меня интересовало, увидят ли они, как я напиваюсь днем в саду. Не снимая холщовых чехлов с садовой мебели, я уселся в кресло, выпил две банки и стал смотреть, как над прудом носятся стрекозы. Компанию мне составлял пес Оскар. Но выпитая на голодный желудок третья банка пива ударила в голову. Вместо того чтобы растаять в хмельной дымке, мои мысли стали еще более мрачными.
Я снова начал думать о своем сыне, гадать, не пострадал ли он от химического дисбаланса, находясь в утробе Шарлотты. Прикидывал, насколько больно ему было, когда она прыгнула с обрыва. Несколько месяцев назад я прочел, что в двадцать недель нерожденный ребенок может ощущать боль острее, чем взрослый. Почувствовал ли он изменения силы тяготения в те несколько секунд, пока она летела с утеса? Сказали, что от травмы головы Шарлотта, скорее всего, скончалась мгновенно. Умер ли Дэниел так же быстро? Или же он медленно погибал от боли и нехватки кислорода, запертый в темнице мертвого тела? Думать об этом было почти невыносимо, но я не мог перестать. Я заплакал, скорбя по нему.
Когда потянул за колечко на крышке четвертой банки, сжатый газ с шипением вырвался наружу. Я сделал большой глоток, но меня почти сразу же стошнило на джинсы и траву. Я оттолкнул голову Оскара, когда он подошел понюхать рвотную массу. А потом стоял на четвереньках, выворачиваясь наизнанку, пока предательское тело не извергло весь алкоголь до последней капли, впитавшейся в почву.
– Ненавижу тебя, Шарлотта, – пробормотал я. – Дико ненавижу тебя за то, что ты сделала с нами.
Глава 7
Три недели после Шарлотты
– Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. Принятие.
Я скользил взглядом по строчкам на сайте: адрес Джонни скинул мне на почту. Он пытался помочь, дать понять, что мое состояние вполне типично, – но это лишь злило меня. Я не хотел, чтобы кто-то говорил мне, что я должен чувствовать. Если верить специалистам, чьи слова цитировались на сайте, существует пять стадий переживания горя. Но мне никак не удавалось миновать стадию гнева. Там говорилось, что чем сильнее ты гневаешься, тем больше овладеваешь этой эмоцией, и тем быстрее она проходит. После этого ты готов перейти к следующей стадии.
«Чушь. Не хочу двигаться дальше. Я знаю, что именно чувствую. Я злюсь потому, что горюю из-за утраты сына и ненавижу убившую его мать. Если прощу ее и приму случившееся, то что со мной станет? Лучше остаться в нынешнем состоянии, потому что я начинаю осваиваться. А неизвестное пугает».
Злость была настолько сильной, что трудно было даже произнести имя Шарлотты. А ведь я еще даже не начал осмыслять тот факт, что у нее был роман с другим мужчиной, и это привело их к общему самоубийству. Душа гноилась, и мне не на кого было направить свой гнев против моих родителей, ее родителей, наших друзей, полиции, расследовавшей случай, и бога, в коего я перестал верить. Не на кого, кроме призрака.
– Мы не нашли никаких доказательств того, что Шарлотта и тот мужчина были друзьями или состояли в каких-либо еще отношениях до своей гибели, – уведомил меня детектив О’Коннор. – Может быть, от этого вам станет легче.
– О да, намного легче. – Я даже не попытался скрыть сарказм.
Он отпил чая из кружки и посмотрел на моих родителей, словно ждал, что мы будем ему признательны за крохотную милость. Я надеялся, что в моем присутствии ему не по себе, потому что он взглянул мне в глаза лишь на краткое мгновение. Я сохранял каменное выражение лица. Мне было все равно, трахалась ли Шарлотта с мужчиной, вместе с которым умерла. Да хоть с половиной Нортхэмптоншира!
Мы сидели вокруг стола в гостиной родителей, и О’Коннор посвящал нас в ход расследования. Мне показалось, что я чувствую исходящий от него запах спиртного, и предположил, что он таким образом решил придать себе смелости перед встречей с гневным вдовцом.
«Вдовец… Черт, это ведь я. Я – вдовец. Стать из мужа вдовцом в мгновение ока…»
– Так как же они познакомились? – спросил отец.
– Мы всё еще ищем ответ на этот вопрос, – ответил детектив.
– Вы не знаете? – Я хмыкнул. – Ваша задача – знать все обстоятельства, а вы по-прежнему «ищете ответ»? У вас было почти три недели. Сколько времени еще нужно?
– Позволь ему договорить, сын. – Отец бросил на детектива извиняющийся взгляд.
– Как вы знаете, мы проверили данные о разговорах Шарлотты по мобильному и стационарному телефону, однако операторы не зарегистрировали ни одного звонка, не имеющего объяснения. Мы также проверили ее электронную почту и звонки по «Скайпу», но и там ничего нет. Судя по всему, она не общалась посредством «Фейстайма», форумов или социальных сетей ни с кем, подходящим под описание того человека. Мы говорили с ее подругами, но никто из них не может припомнить, чтобы она когда-либо упоминала о другом мужчине. Как ни посмотри, они не были знакомы друг с другом до той встречи у обрыва. Единственное, что нам показалось интересным в отчетах о ее телефонных звонках – номер «Больше некуда».
– Что это? – спросил отец.
– Линия доверия для людей с эмоциональными проблемами, сходная со службой поддержки «Самаритяне». За последние несколько недель своей жизни Шарлотта сделала множество звонков на основной номер, и они были перенаправлены в ближайший филиал.
– Зачем?
– Мы не знаем.
– Множество звонков – это сколько?
– Почти сто.
– Господи… – выдохнул я. Я действительно совершенно не знал свою жену.
– Потом, за неделю до ее смерти, это неожиданно прекратилось.
– Какая-то бессмыслица, – произнесла мать и посмотрела на меня, словно вопрошая, как я мог не знать этого, если жил с этой женщиной.
– В день смерти, – сказал я, – она шла к обрыву, потому что приняла решение умереть вместе с тем мужчиной. Она держала руку возле уха, словно говорила по телефону. Но если телефон был у нее, то каким образом после ее смерти он был обнаружен в ее машине? И кому она звонила?
О’Коннор вяло пожал плечами.
– Должно быть, у нее было два телефона. Мужчина, судя по его виду, тоже с кем-то говорил по мобильнику.
– С «Больше некуда»?
– Мы этого не узнаем, поскольку ни он, ни телефон не найдены.
– Тогда давайте узнаем, с кем они беседовали на этой линии доверия по пути к смерти, – предложил отец. Джонни навалился на столешницу и кивнул в знак согласия.
– Боюсь, это не так-то легко. – О’Коннор сжал переносицу двумя пальцами и закрыл глаза. Вероятно, храбрость, внушенная ему алкоголем, начала выветриваться. – «Больше некуда» гарантирует полную анонимность звонящим. Служба не может видеть кого-либо или проследить за ним. Закон не обязывает ее сообщать о потенциальных самоубийцах. Даже если во время телефонного разговора кто-то собирается сделать то, что сделала Шарлотта, они не должны звонить в службы спасения. И, кроме того, она могла говорить с любым из волонтеров в пределах пяти графств. Это несколько сот человек, и у нас нет ресурсов для подобных расследований. Мне жаль говорить это, но в других обстоятельствах, если бы смерть Шарлотты была… убийством… преступлением, все было бы по-другому.