– Девочку по имени Оливер будут дразнить. Она тоже улыбнулась. Ах, как он любил ее заэту улыбку. И за ее мужество.
Время шло неумолимо, а они все никак не могли сказать самого главного.
Ларк дрожащей рукой коснулась колена Оливера.
–Мне следовало захватить иголку с ниткой, – сказала она, глядя на дырки в его одежде.
– Любимая. – Он тронул пальцами ее подбородок. – В этом нет необходимости. – Он почувствовал, что самообладание покидает Ларк, и сжал ее в объятиях. – Знаешь, чего я хочу?
– Чего?
– Я хочу потанцевать со своей женой.
У нее перехватило дыхание. Она поднялась и помогла встать ему.
–Мне следовало потанцевать с тобой в день свадьбы, – прошептала она.
–Ничего, потанцуем сейчас, – сказал Оливер, обнимая одной рукой за талию, а второй нежно сжимая пальцы. Осипшим голосом он принялся напевать песню о любви. Как по волшебству, сырые, покрытые плесенью стены исчезли. Оливер больше не чувствовал боли, а только огромную, безмерную любовь, которая наполняла его грудь и согревала кровь. Его голос дрогнул. Оливер замолчал. Они остановились, глядя друг другу в глаза.
Дрожащими пальцами он сжал ее лицо и попытался навечно запечатлеть в памяти нежность ее кожи, форму рта, носа, губ. Цвет ее глаз, который почему-то всегда напоминал ему о дожде.
– Оливер, я никогда, никогда в жизни не забуду тебя.
За дверью раздался шорох, и Оливер провел рукой по шелковистым волосам Ларк.
–Скоро тебя уведут. У меня такое чувство, словно я должен сказать тебе что-то очень важное. Но я сейчас не могу собраться с мыслями.
Дверь открылась, но они не обернулись. Молчание между ними было красноречивее любых слов.
Когда стражники повели Ларк к двери, страшный крик вырвался из груди Оливера.
– Ларк!
Оттолкнув стражников, она бросилась в объятия Оливеру. Сейчас он был готов умолять, каяться... Но, взглянув в глаза Ларк, только крепко поцеловал ее.
– Я знаю, что чувствует человек на небесах, любовь моя.
– Знаешь? – испуганно спросила Ларк.
– Я из тех редких счастливчиков, которые испытали это на земле, в твоих объятиях.
Не отрываясь друг от друга, они медленно пошли к дверям. Он крепко, до боли, сжал ей руку и прикрыл глаза. Наконец их пальцы разомкнулись. Стражники вывели Ларк из камеры.
Оливер остался один.
Ларк услышала шаги у дверей и, отпрянув от письменного стола, обернулась.
В комнату с кошачьей грацией вошел Винтер.
– Ты должен был предупредить о своем визите, – холодно сказала Ларк.
Странно, что она еще могла говорить. Вернувшись домой, она, задыхаясь от рыданий, проплакала несколько часов, пока не охрипла. Потом они с Белиндой всю ночь пытались найти способ спасти Оливера. Их план был безумен и зависел от точного совпадения множества событий. Появление Винтера не входило в их число.
– Я просил доложить о себе, – произнес Винтер с очаровательной и лживой улыбкой, – но мне сказали, что ты не примешь меня.
– Тебе сказали совершенно правильно. Тыубил дворецкого или только стукнул его до потери сознания?
Винтер рассмеялся.
– Ты отлично знаешь мои привычки.
Да, она знала. Было время, когда он управлял ею, заставлял чувствовать себя слабой и беспомощной.
С тех пор как она узнала Оливера, все переменилось. Ларк повернулась, стараясь широкими юбками заслонить лежащее на столе письмо. Сегодня Оливера везут в Смитфилд на казнь.
– Ты устроил нашу вчерашнюю встречу с Оливером в надежде сломить его волю! – с ненавистью в голосе сказала Ларк. – Смею заверить – ты просчитался!
Твердость и непреклонность Оливера изумили ее. Вчера она увидела своего мужа в новом свете. За показной беспечностью скрывалась железная воля. Его достоинство дало ей силы покинуть Тауэр, не потеряв самообладания и не опозорив мужа рыданиями и бесплодной мольбой у ног Боннера.
– Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Сент-Джеймский дворец. И присутствовала при казни, – сказал Винтер.
У Ларк гулко забилось сердце. Во дворец несколько недель назад из Хэмптона приехала королева. Возможно, Ларк удастся разыскать ее, увидеться с ней и умолить о помиловании.
– Я поеду, – ответила она и незаметно спрятала письмо в рукав.
Ларк знала, что дворец, как муравейник, будет кишеть министрами, чиновниками, пажами, придворными и слугами. И никому из них нет дела до того, что сегодня казнят человека. Единственного человека в мире, которого она любила.
Никем не замеченные, они с Винтером подъехали ко дворцу в сопровождении всего двух стражников-испанцев и, словно воры, пробрались внутрь через водяные ворота. Винтер всегда хвастался своим положением при дворе. Сейчас Ларк начала сомневаться в этом.
Он повел ее по длинному, плохо освещенному переходу. Затем они миновали застекленную галерею и поднялись по узкой винтовой лестнице, оставив стражников внизу.
Добравшись до первого освещенного лестничного пролета, Ларк почувствовала, что ей нехорошо.
– Я хочу увидеть дворцового стражника.
В глазах Винтера мелькнул злобный огонек.
– Увидите, миледи. В свое время.
– Сейчас.
Ее тон, видимо, поразил его, потому что он прищурился и отступил назад.
«Да, – подумала Ларк, мрачно торжествуя, – я переменилась. Моя воля теперь сильнее, чем твоя».
– Извини, – сказала Ларк и, обойдя Винтера, направилась вниз по лестнице.
Винтер с быстротою молнии схватил ее за руку и сжал словно тисками. Полутемная башня была так далеко от главных покоев, что никто не услышал ее крика.
Перед тем как покинуть Уимберли-хауз, Ларк тихонько вынула из рукава письмо и сунула его Нэнси с просьбой передать Белинде.
Переодевшись монахиней, Белинда проникла в лондонский Тауэр, стащила у стражника ключи и, когда ворвалась в камеру, «жилище лейтенанта», обнаружила, что там никого нет.
Как уже случалось не раз за последнее время, смелый план рушился на глазах.
Поток проклятий, которые Белинда с одинаковым искусством произносила и по-английски и по-русски, прервал чей-то сдавленный стон.
–Кто здесь? – сурово спросила Белинда, вглядываясь в темноту.
Стон раздался снова, и Белинда поняла, что он доносится из соседней камеры. Она порывисто распахнула дверь и сшибла несчастного заключенного на пол.
– С вами все в порядке? – Она наклонилась и повернула беднягу лицом вверх. Факел на стене осветил бородатое лицо.
– Кит! – воскликнула она. – Боже!