Даже не сексуально, словно просто напряжение снимает, согревая и помогая расслабиться. А настолько интимно, чувственно… потому что глаза в глаза и до дрожи в груди, в животе, до вдавленных ногтей в ладонь… Все, что оба сейчас держат, не позволяя наружу вырваться, в этих самых глазах и пылает.
— Пока только заявление подавала, — как удалось голос ровным сохранить? Чудеса… Но вот тон упал, шептала тихо, низко, будто в самой глубине за грудиной голос притаился, чтобы еще больше его ласки ощутить.
Так непривычно для нее: никакой апатии, никакого «почему бы нет?», никакого безразличия и следования за течением. Никакого ровного, контролируемого возбуждения, как с мужем бывало всегда. О, нет! Со старта под двести!
Ксении вцепиться в его плечи руками хотелось, ногтями в затылок давить, чтоб его рот вновь на ее губах, как вчера, по-настоящему и серьезно, с языком и тем безумным адреналином, от которого она в парке готова была в голос застонать. Мамочки! До чего же они в кабинете дойдут…
Только не страшно. Ни капли. «ДА!» и «ЕЩЕ! БОЛЬШЕ! ТЕСНЕЕ!» И именно так, большими буквами и неоновым миганием у нее в мозгу, на надрыве всех органов чувств, кажется.
А для Лени ее реакция не секрет, похоже. И снова тот пылающий страстный шторм в его глазах!
Расстояния между ними уже нет: когда шаг сделал — не заметила. Или это сама Ксеня?..
— Предлагаю отпраздновать это событие обедом, — так же тихо проговорил Леонид и…
Непонятно было, кто первый потянулся, кажется, оба вперед подались с таким рвением, будто от этого зависело нечто невыносимо важное. Он резко наклонился, она с такой же жадной поспешностью на носочки привстала.
Смешно, взрослые люди, а накатило так, словно подростки, когда ни доводов, ни причин себе отказать нет. Точнее, все теряет значение и важность, когда оказываются друг против друга. Здравый смысл и логика — не указ теперь. А вместо обязанностей и долга нечто совершенно глубинное, глубокое, пробирающее до костей… и как будто бы из них, из тех самых костей, из крови и вен, из неосознанности выбравшееся. Потому и вдавить сильнее пальцами хочется, чтоб до отметин, зубами кожу прикусить… И судя по тому, как он ее губы в себя всасывает, как сжимает затылок, натирая пальцами восхитительно чувствительную точку за мочкой уха Ксюши — понимает ее Леня от и до!
Задохнулась, когда он ее приподнял, так, что даже немного его выше, чтобы обоим удобней. А сразу позади стол…
— Статуэтка… — хрипло в горячие и алчные мужские губы простонала, совершенно не желая так быстро его же подарка и лишиться!
— Понял, — Леня усмехнулся, и не подумав оторваться от жадного, влажного и жаркого изучения ее рта. Будто не целовал, а уже с ее губами, с ее языком сексом занимался!
Так и застыли, не сдвинувшись в сторону, только он ее на весу удерживает, подхватив под бедра, и она прижата достаточно крепко к каменно-твердому мужскому телу, чтобы очень четко понять: не только его язык в нее погрузиться стремится. И Ксюшу это не просто не пугало — заводило еще больше! Так, что все же хрипло застонала, не прерывая этого неожиданно страстного и обжигающего поцелуя. Еще сильнее обхватила его шею, затылок, распластывая свои руки по коже Леонида, свое тело по его…
— Где ты была все эти годы, сладкая моя?! — Леня не просто услышал этот ее стон, будто в себя втянул, глотнул, даже с губ слизнул отголоски. Отчего она вся мелко задрожала в его объятиях и рассмеялась одновременно.
Не сумела ответить.
Резко вдохнув, Леня перехватил ее удобней одной рукой под бедра, а вторую закинул вверх, проследив ее плечо, щекоча кожу под тканью, будто хотел переплести их пальцы на своем затылке… Только, не зная, надавил, зацепил запястье, с которого так никуда и не делся синяк.
Ксюша непроизвольно ухнула и скривилась от боли. И этот звук сложно было спутать с недавним стоном, полным страсти. Так, что Леня тут же застыл, немного отстранился от ее губ и настороженно, внимательно всмотрелся в глаза Ксюше, позволив ее телу скользнуть по его, и осторожно поставил ее на пол, хоть и не отпустил от себя ни на шаг.
Она и не рвалась, кстати.
— Прости. Сильно надавил? — явно встревожившись, и даже с некоторой виной, уточнил мужчина. — Не хотел… У меня от тебя так крышу сносит, совершенно про контроль забываю.
Как он может так ровно говорить?! Не шаман, часом? Ксеня просто выровнять дыхание не могла после этого сногсшибательного поцелуя. Очередного. Похоже, это его отличительная черта — так целоваться.
Или фишка именно в них двоих вместе? Потому как, несмотря на ровную речь, она чувствовала, как ходила ходуном грудная клетка Лени.
— Ты не при чем, — вымученно улыбнулась Ксюша, прислонившись лбом к его плечу.
Только сейчас задумалась до чего он высокий и большой, и действительно сильный… Вчерашний вечер сказался, не иначе. Но это не Леня причинил ей боль. Ведь в чем-то Леонид даже массивный. А ей не страшно. До сих пор пульс в ушах грохочет, рот влажный, натертый его ртом, и в животе жаркий, пульсирующий шар откровенного желания. А вот Макс, казалось бы, знакомый до мелочи, вчера напугал реально…
Возвращаясь к Максу, кстати. Леонид не оставил и не пропустил ее ответ. Нахмурился и, еще немного отклонившись, хоть и продолжал обнимать Ксюшу рукой за пояс, осторожно опустил ее ладонь со своей шеи. И до того, как она догадалась, что он дальше сделает, Леня просто взял и сдвинул рукав ее блузы вверх.
— Дерьмо! — выдохнул мужчина сквозь зубы.
В кабинете, как сумерки упали, ей-богу. Дышать стало тяжело от гнева, который словно проецировал Леня.
Впервые она увидела, как его глаза действительно темнеют, наполняясь мрачными, злыми тенями. Тем буйством, которое Ксеня всегда в мужчине ощущала, но настолько же хорошо контролируемым, как и все его тело. Кроме их страсти, похоже, которую ни один из них контролировать не мог.
— Это что? — отрывисто и напряженно, словно не так и хорошо справлялся с собой, тихо уточнил Леня, рассматривая ее синяк, явственно повторяющий следы крупных пальцев…
Но вот его пальцы, удерживающие руку Ксюши, оставались очень нежными и мягкими.
Говорить об этом не хотелось. Противно вспоминать было. Отвела глаза.
И Леня это ощутил.
— Ксюша, поговори со мной, пожалуйста, — мужчина ниже наклонился, стараясь поймать ее взгляд вновь. — Он тебя бил? — голос и тон Лени оставались такими же тихими, почти спокойными. Почти… А вот глаза выдавали с головой все бешенство, которое, похоже, охватило Леонида от одной только мысли о подобном.
Надо было прояснить.
— Это я вчера заявила, что развод будет точно, чтобы он ни думал, — вздохнув, она отстранилась сама и отступила к столу. Леня не хотел ее отпускать, ощущала, но и не удерживал. — Макс… мой муж… он видел вчера нас в парке утром. Не знаю, зачем-то следил, — передернула плечами и поморщилась от ноющей боли от этого движения. А в руках Лени забывала о той, странно. — Видно, понял, что я рву с ним. Действительно серьезно настроена… — помолчала, посмотрев зачем-то на статуэтку, спокойно «сидящую» на ее столе, будто сил от нее набиралась. — Пришел домой выпивший. Никогда раньше руку не поднимал, а вчера… Схватил меня, разозлился. И ударил бы, если бы дочь на кухню не зашла, испугалась…