И в этой толчее и сумятице никто не обращал внимания на то, что Антон Мыльченко ползал у входа на сцену, путался у всех под ногами, бормоча что-то себе под нос.
«Я тоже не лыком шит! – бубнил Антоша, суетливо шмыгая то тут, то там. – Я тоже кое-какие приемчики знаю… Знайте, враги, Антона Мыльченко! Меня за фунт изюма не возьмешь! Знай наших, знай мафию…»
Он долго ползал по полу, собирая костюмом грязь и пыль, пока Арина и Зоя Редькина не схватили его, поставили на ноги, отряхнули и отправили на исходную позицию.
Заняли свои места и остальные артисты. Одиннадцатиклассники, скомандовав: «Нормально, можно!», юркнули за занавес и исчезли в зрительном зале.
– Ну, начинаем. Помните, с нами удача! – бодро проговорила Арина, помахав свернутым в трубочку текстом пьесы и обращаясь ко всем своим артистам-одноклассникам…
Глава XIV
Оперетта под руководством мафии, или Впервые на арене
Где-то там, на авансцене, завуч Валентина Петровна, которую артисты не видели из-за закрытого занавеса, гулко произнесла:
– А сейчас вы увидите оперетту под названием «Страдания от страшной любви» в исполнении восьмого класса «В»!
Нельзя было понять, громкие или тихие раздались аплодисменты, долго ли они продолжались. Но вот все стихло. И занавес, ручку которого крутил за кулисами Костик Шибай, медленно и со скрипом начал разъезжаться в разные стороны…
На сцене застыли, разбившись на несколько групп, участники хора, оркестра и ансамбля подпевал, состав которого был окончательно сформирован только сегодня ночью. Посередине находилась огромная, слегка помятая и покореженная дверь из бумаги, в ее тени прятался оркестр. Он молчал. Молчал и хор, который выстроился справа. А слева, распределившись на пары, стоял ансамбль подпевал. Который в полной тишине медленно начал интермедию.
«Пу-говка, пу-говка, пу-говка, пу-говка…» – утробными голосами начала первая пара, из которой один человек пел «Пу», а другой «-говка». Она продолжала свое странное пение, и скоро к ней присоединились еще двое подпевал:
«Бум-пыщь-пыщь, бум-пыщь-пыщь, бум-пыщь-пыщь, бум-пыщь-пыщь…» – пели эти двое еще более низкими голосами.
Остальные подпевалы пока молчали. Но и этого было достаточно слегка опешившим зрителям.
Тревожные звуки мотались по кругу, «пу-говка, пу-говка» переплеталась с «бум-пыщь-пыщь, бум-пыщь-пыщь», создавая странную ритмичную музыку, – казалось, что кто-то и правда играет на не ведомых никому музыкальных инструментах.
Через пару минут вступил хор. Тоже негромко, тревожно и таинственно, он начал свою партию:
По стенке бегает микроб,
За ним гоняется циклоп:
«Поймаю – съем!
Поймаю – съем!»
Так пел хор. Голоса ансамбля подпевал не перекрывали его, а вторили, создавая фон. И дальше, чтобы ввести зрителей в мир клопов, хор слаженно, таинственно, но по-прежнему без музыки взвыл:
По стенкам бегают клопы,
По стенкам бегают клопы —
Туды-сюды!
Туды-сюды!
И тотчас из-за противоположных кулис навстречу друг другу, словно маленькие лебеди, выскочили, взявшись за руки, по три девочки. Их яркие наряды были удивительно пышными, но особенно были хороши ядрено-розовые панталоны, обильно расшитые кружевами.
Танцовщицы мельтешили, вихрем проносясь от одной кулисы к другой. Мелькали кружева, качались раскрашенные перья и усики на шапочках, в свете прожекторов мерцали, пуская в зрительный зал искры, разноцветные блестки, которых не пожалели артистки, расшивая свои костюмы.
А хор с подпевалами продолжал повторять одно и то же, загадочное:
По стенкам бегают клопы,
По стенкам бегают клопы —
Туды-сюды!
Туды-сюды!
Артистки кордебалета старались вовсю – под эти слова они сновали по сцене так, что казалось, будто они и правда носятся по стенам и даже по потолку.
И тут, неожиданно для зрителей, раздались лихие звуки баяна. Баян играл быстрый вальс. Барабан забил ритм. Остро и тоненько задинькал металлический треугольничек. Это оркестр, спрятанный за бумажной дверью, начал свое выступление. Враз умолкли подпевалы, утих хор. Шестеро танцовщиц кордебалета выстроились в линию и перешли на канкан. Шустро, развевая кружева панталон, они взмахивали ногами, стучали каблучками по полу и взвизгивали. Вот так, визжа и подпрыгивая, группа кордебалета и умчалась за кулисы. Публика проводила их самыми настоящими театральными аплодисментами, кто-то из зала даже крикнул «Браво!».
Из своего убежища Арина Балованцева резко махнула скрученным в трубочку текстом. Тот, для кого сигнал предназначался, понял ее.
Бумажная дверь, на которой большими буквами было написано «КАБАКЪ», открылась – и оттуда резво выпрыгнул шарообразный Антон Мыльченко. Носик его был щедро накрашен красной губной помадой, уголки рта ему подрисовали трагически опущенными вниз. Пока артист закрывал бутафорскую дверцу, ноги его как-то сами собой заплелись одна за другую, Антоша чуть не упал, взмахнув руками, но удержался. И мелкими шажками бросился бежать по маленькой сцене, изображая, что бежит уже давно и в очень далекий край. Он еще ничего не говорил, но в зале уже хохотали и показывали на него пальцем. Антоша бежал, потешно переставляя тоненькие ножки под круглым тельцем, а хор под музыку оркестра слаженно гаркнул:
Маленький пьяненький клопик
Вылетел из кабачка.
И, от испуга
Свернув в подворотню,
Дал от жены стрекача.
Вот тут-то и вступили все остальные подпевалы.
Сань, динь-динь! —
пел один человек.
Бом, динь-динь! —
подхватывал другой.
Папа-ясы! —
отвечал третий.
Гоп-ясы! —
быстро подвел итог четвертый певец.
Ппи-пиньки! —
прошлепал губами пятый.
Бби-биньки! —
добавил шестой. А вслед за этим хор быстренько подхватил:
Дал от жены стрекача!
Ля-ля!
И тут дверь кабачка снова открылась. Из нее, вперед ногами, кое-как выползла такая же красноносая, в нахлобученном на нее всклокоченном парике Зоя Редькина.
Вот и она выползает
Из-под дверей кабачка, —
пел хор, пока Зоя с разухабистой улыбкой мутным взглядом осматривала собравшихся. Вот она, довольная жизнью, похлопала себя по животику.
Ну а в желудке
Буйно играет
Полный стаканчик вина.
Вот так!
Спел хор. И всем стало понятно, почему так хорошо этому персонажу и почему у него такой красный нос. И пока подпевалы слаженно выводили свое «Сань, динь-динь, бом, динь-динь…», Зоя Редькина, очевидно, клопик женского рода, стояла и наслаждалась происходящим. Но тут взор ее упал на продолжавшего бежать Антошу – то есть на ее муженька по сюжету данного произведения. Тот тоже понял, что обнаружен, сжался, упал на пол и в испуге принялся сучить ножками и дрыгать ручками. Добродушная девочка Зоя состроила такую злобную физиономию, что сидящая в зале Антошина мама даже ахнула от неожиданности.