Тишину прорезал звук мотора. Быстро выглянув из-за сарая, я увидела на дороге полицейский патруль.
Развернись, развернись, развернись…
Машина остановилась, двигатель стих. Хлопнули дверцы.
Сердце ухнуло в пятки, но я рискнула выглянуть еще раз. Двое незнакомых мне полицейских. Что-то ищут или рутинно объезжают территорию вокруг места преступления?
Мой телефон зазвонил, и я лихорадочно ткнула «отбой». Звонил Беннетт. Выключив на мобильном звук, я прислушалась. Похоже, копы не услышали звонка, все-таки до сарая оставалось приличное расстояние.
Пора срочно уносить ноги, спрятаться здесь негде. Как можно осторожнее я пятилась назад, с бешено колотящимся сердцем, от одного дерева к другому, пока наконец весь участок не скрылся из виду.
Напряжение немного отпустило, когда я пересекла ручей. Я на своей территории, границ чужих владений не нарушаю, ни за кем не подсматриваю.
Вот до чего меня довели. Сначала Шон Колман, теперь полицейские. Я терпеть не могла, когда за мной следили. Когда выдумывали обо мне всякие небылицы. Приписывали мне поступки. Сплетничали за моей спиной.
К моему ужасу, на заднем крыльце дома стоял человек, всматривался в кухню, прижав ладони к стеклу. Заслышав шаги, он отпрянул от окна и обернулся.
– Лив? Ну наконец-то.
– Беннетт?
Он сбежал по ступенькам – в джинсах и футболке – и пошел мне навстречу, замедляя шаг.
– Звоню – не отвечаешь. Машина перед домом, а тебя нет. Ты говорила, что собиралась встретиться со следователем… – Он провел рукой по волосам. – Заставила меня поволноваться.
Должно быть, Беннетт звонил после работы, как обещал, а я не ответила. Вот и примчался. Только зачем? Под ложечкой противно заныло от закравшихся сомнений. Вдруг, узнав правду о моем прошлом, он тоже решил использовать ее в своих интересах?
Нет, Беннетта просто несправедливо в чем-то подозревать. Сначала пропала Элиза, потом перестала отвечать я… Все рассыпалось на глазах, и он силился собрать разлетающиеся кусочки воедино.
– Я звонила на предыдущее место работы Элизы. – Лучше завести новую тему, чтобы не объяснять, что я делала в лесу за домом. – Они намекнули на какие-то неувязки с лекарствами.
Беннетт выругался сквозь зубы.
– Как такое упустили при приеме на работу?
– Очевидно, в ее бывшей клинике пропажи заметили не сразу. Честно говоря, я от нее такого не ожидала.
Элиза совсем не походила на мою мать, с ее резкими сменами настроения, вечной непредсказуемостью и проматыванием денег. Однако впечатление могло быть обманчиво. Особенно в сфере здравоохранения. Зависимость распространялась среди медработников так же, как и среди остального населения, просто у медиков более легкий доступ к лекарствам. Дорогие препараты могли незаметно исчезнуть по пути из медицинского учреждения к пациенту. Морфин подменялся салицилатами. Случаи утечки лекарственных средств были у всех на слуху. Насколько я понимаю, с этого начинала и моя мать.
Поэтому в нашей больнице велся строгий учет. Впрочем, уследить за всеми передвижениями невозможно, особенно когда лекарства покидают пределы больницы и не доходят до пациентов.
– По какому поводу вы тогда ругались? Здесь, на крыльце.
Если Беннетт подозревал Элизу, он мог дать ей это понять и тем самым спугнуть.
Он вздохнул.
– У нас тогда у обоих нервы были на пределе, к тому же она явно не выспалась. Настаивала на том, чтобы я не спускал глаз с окна, следил за всеми, кто проходит мимо. Я сказал, что это просто смешно. А она набросилась на меня с криками, типа: тут мертвец под окнами, а тебе смешно! В таком состоянии я не мог оставить ее присматривать за тобой и уж тем более разрешить выйти на работу. Так что предложил ей пойти домой. Больше я ее не видел.
Под моим взглядом он сдался.
– Ну, может, я ляпнул что-то вроде «убирайся». – Беннетт закрыл глаза и покачал головой. Нечто подобное он сказал, когда застал меня в больничной аптеке. – Теперь и сам понимаю, что слишком резко. Но я правда считал, что ей нельзя выходить в смену. В общем, я ее прогнал, и она ушла. Конечно, если у человека зависимость, параноидальное поведение…
– Да не было у нее никакой паранойи!
Раньше не было. То есть я раньше не замечала. Она не казалась запуганной, не то что я. Не боялась себя подставить, флиртовала с барменом. И ведь тут же примчалась в больницу, когда узнала, что я там, приготовила мне завтрак, осталась сторожить, пока я спала. Я видела в ней альтернативную версию себя, повернись моя жизнь иначе, но что, если это было моим очередным воображением? Другая девушка с другой историей, надерганной из остатков воспоминаний.
Я поднялась по ступенькам, Беннетт шагнул в сторону, чтобы мы не соприкоснулись.
– Может, войдешь?
– Пожалуй.
Сказал неуверенно. С прошлого раза между нами остался напряг, когда мы в течение получаса неожиданно сблизились и тут же отдалились друг от друга.
Наливая воду, я краем глаза видела, что Беннетт изучает мой шрам. В голове звучали его слова: «Боль, должно быть, нестерпимая». Я отогнала эти мысли и повернулась – он сразу отвел глаза.
– Ты подозревал Элизу?
Взгляд Беннетта был устремлен куда-то за меня, вдаль, в лес за окном.
– Нет. Не подозревал.
Мне не нравилось, что он на меня не смотрит. Неужели все еще думает, что лекарства таскала я? Может, и дом обыскивал, пока я спала?
– Ты об этом хотела со мной поговорить? – спросил он. Я кивнула, и он зашагал по кухне. – А я хотел извиниться за свою реакцию в прошлый раз, за все, что я тебе наговорил.
– Да ладно, я понимаю. Слишком много всего навалилось.
– Это точно.
Слова Беннетта звучали отчужденно, как будто, узнав о событиях двадцатилетней давности, он никак не мог свыкнуться с моим новым «я».
Тогда слишком много навалилось на всех. На жителей города, на сам город, на полицию, которую донимали звонками. Одни звонили, чтобы сообщить, что я пропала, – типа еще не знали. Другие сообщали о каждом ребенке, играющем на улице. Полиции пришлось дополнительно нанимать людей для ответов на звонки.
– Как поговорили со следователем? – спросил Беннетт.
Я поставила стакан на стол. Почему он спрашивает?..
– Нормально.
– Она что-нибудь сообщила? У них уже есть версии?
Я отрицательно покачала головой. Он пришел ради меня или за информацией?
– Послушай, я виноват, неправильно среагировал. Уже не исправишь. Поэтому пришел сказать тебе, что… сожалею.
– Прости, я сама не своя. – Я глубоко вздохнула. – Шон Колман оставил мне письмо, хотел о чем-то предупредить… перед тем, как его убили.