– Я на работе, – возмутилась я. Возвращаться домой с ножом, тем более в сопровождении полиции, в мои планы не входило.
Она медленно повернулась и заговорила, делая ударение на каждом слове:
– А я – следователь в деле об убийстве. Уверена, что начальник вас отпустит.
Я поняла: с Ригби лучше не спорить. Она здесь главная, и ее вывели из себя. Каждая из нас защищала свои интересы, каждая пыталась добиться своего.
– Мне нужно перед уходом кое-что уладить. Дайте мне пять минут. – Я хваталась за соломинку. – Встретимся внизу.
По-видимому, она согласилась, потому что уже выходила из кабинета, прижимая к уху телефон. Я проводила ее до лифта и дождалась, пока за ней закроются двери.
Сумка висела у меня на плече. Времени в обрез.
У дверей в палаты не было окошек, зато у каждой рядом с ящиком для обмена информацией о пациенте висела дощечка с именем лечащего врача и дежурной медсестры. С одной из таких дощечек недавно стерли надписи – еще оставались размытые следы от синего маркера. Я проверила ящичек – пустой.
Толкнув дверь, я приготовилась сказать, что ошиблась, однако оправдываться не пришлось. Комнату недавно убрали, и вряд ли кто-нибудь собирался сюда скоро заходить.
Под раковиной стоял красный ящик с надписью «Острые предметы». Я быстро достала салфетку и вытряхнула из нее нож. Потом ящик потрясла, чтобы нож провалился на дно. Содержимое таких ящиков выбрасывалось в конце дня. Я прикрыла за собой дверь и пошла к выходу.
Вот и все.
Я сделала глубокий вдох, только руки еще дрожали. Чтобы не заподозрили, надо себя вести как ни в чем не бывало. В этом-то и была моя ошибка, когда Беннетт застукал меня в аптеке.
Идя по коридору, я достала телефон и с деловым видом в него уткнулась. Завернув за угол, наскочила на Беннетта. Он тоже шел с опущенными глазами, глядя в медицинскую карту в руках.
– Эй, какие люди, – сказал он и отступил, оглядывая меня с головы до ног. – Не знал, что ты уже вышла на работу.
– Ага, и опять ухожу.
Я поправила сумку на плече и помахала телефоном. Беннетт перевел глаза на коридор, в который выходили только палаты пациентов.
– Ты что-то искала?
– Нет, просто неожиданно зазвонил телефон, и я юркнула в первую попавшуюся пустую комнату.
Он кивнул.
– Точно ничего не случилось? Ты выглядишь…
Я могла только догадываться: испуганной, виноватой? Очень хотелось с ним поговорить, но лучше не сейчас. И не в коридоре, где меня быть не должно.
Глубоко вздохнув, я сказала:
– Вообще-то я искала тебя, а теперь меня ждет следователь. Если спросят, скажи, что я буду завтра, ладно?
– Ладно. И я хотел с тобой поговорить, но у нас тут… – Беннетт махнул в сторону палат, и я поняла. Когда мы заняты, мы заняты. Каждый из нас проводил четкую грань между работой и всем остальным.
– Нет проблем, – бросила я через плечо, набирая код на дверях.
– Я позвоню, как освобожусь, – крикнул Беннетт.
Никто меня не видел. Никто не остановил. Двадцать шагов до противоположного конца коридора. Тридцать две ступеньки вниз. Выйдя с лестничной площадки, я увидела у лифта следователя Ригби.
– Простите, что пришлось подождать, – извинилась я издалека, чтобы она видела, как я подхожу. – Я готова.
Три поворота до центрального холла. Автоматические двери – и мы снаружи. От канцелярского ножа я избавилась. Все было позади.
Следователь Ригби ехала за мной на своей машине. Я вела неуклюже, как подросток, только что получивший права. Всегда нервничала при виде полицейских на дороге: снижала скорость, торопилась включать поворотники, постоянно смотрела в зеркало заднего вида, опасаясь, что вот-вот завоет сирена.
Перед домом стояли две полицейские машины. Их водители дождались, пока мы со следователем заедем и припаркуемся, и только тогда вышли из машин.
Ригби мимоходом махнула обоим рукой, и я поняла, что они приехали по ее вызову. Как-никак новая улика в расследовании убийства.
Парни были примерно ее возраста – один рыжий с коротко стриженными волосами, другой темно-русый с пробивающейся бородкой. Следователь тихо перекинулась с ними парой слов, пока я отпирала дверь.
– Не входите, – скомандовала она, как будто без ее разрешения я не могла войти в собственный дом.
Рыжеволосый отправился к почтовому ящику, держа перед собой камеру, очевидно, чтобы задокументировать место обнаружения письма. Другой полицейский поднялся за следователем на крыльцо. Парень был моложе ее – щетина пробивалась на совершенно детском веснушчатом лице с большими голубыми глазами. Он молча следовал по пятам Ригби.
– Вон оно. – Я показала на столик при входе.
– Не трогайте, – велела следователь.
Моя рука застыла в воздухе. Перед этим я вынула письмо из ящика, открыла, зажала локтем, потом уже бросила здесь. Но спорить не стала.
Следователь Ригби натянула перчатки и развернула записку. Я наблюдала за карими глазами, бегущими по строчкам. Закончив читать, следователь протянула письмо стоящему рядом парню, который, судя по всему, отвечал за его сохранность. Крайне осторожно, будто обращался с хрупким предметом, тот опустил улику в пакет. Создавалось впечатление, что он проделывал это впервые.
– Шон собирался о чем-то меня предупредить, – сказала я.
Ригби с громким хлопком сняла перчатки, как доктор Бриттон в «Скорой».
– Почему вы так решили?
Потому что он мне об этом написал? Вечно она пытается вырвать у меня какие-то признания. Как будто мои домыслы могли пролить свет на некие тайные обстоятельства.
– Он просил с ним связаться, – сказала я. – Написал, что дело важное, что он проделал долгий путь.
Ее напарник неподвижно стоял в дверях. Двигались только глаза, которые он переводил со следователя на меня и обратно.
– Можете унести, – сказала Ригби парню.
Он кивнул и вышел, а следователь принялась расхаживать по комнате, размеренно дыша.
– Я много читала о том, что с вами случилось двадцать лет назад. – Она присвистнула. – История не для слабонервных.
– Я ничего не помню.
Мой стандартный ответ. Он всегда срабатывал безотказно и обрубал на корню всякий разговор, с которым ко мне приставали взрослые. Обычно они отвечали что-то вроде «Оно и к лучшему», с чем трудно было не согласиться. При этом все дружно кивали с глубокомысленным видом.
– Понимаю, почему вы сменили имя. Разговоров вокруг было предостаточно. – Ригби осмотрелась: сводчатый проход, стены в светлых тонах, новый диван. – Вам небось куча денег перепала?
Я поджала губы и кивнула. Не хотела распространяться о том, что большую их часть мать растранжирила, что мне еле хватило на новую жизнь, которая теперь была под угрозой. У меня остался лишь этот дом – нетрудно понять, почему я за него так держалась.