И все-таки он снова что-то там искал, подтвердила Ивлин.
Харлан появился откуда-то из-за дальней стены и сразу же стал подниматься вверх по склону. Нора последовала за ним. Он был хорошо виден в лунном свете и казался очень худым, почти костлявым. Поднявшись на вершину холма, он влез на перекладину внешней ограды и оттуда стал громко звать Джози, повернувшись лицом к нижней долине. Ответа не последовало. Он немного подождал и снова принялся ее звать.
– Как ты думаешь, она все еще там, в ущелье? – спросил Харлан, когда Нора добралась до ограды.
– Думаю, да. Эта глупая гусыня никогда за времением не следит. Может, встретила там парочку симпатичных духов и теперь с ними танцует.
– Для таких танцев ночь самая подходящая.
Ночь и правда была волшебная. Луна как раз вынырнула из легкой пелены облаков над узкой полоской леса. В лунном свете знакомые очертания деревьев, пней и полуразвалившейся внешней ограды казались зыбкими, как ртуть, и странно далекими. Нора стояла, держась обеими руками за частокол, и размышляла о том, как отыскать путь вниз, к ручью, среди этих кривых, колышущихся, переплетенных теней.
– Нора, ты не хочешь снова в дом вернуться?
– Какого черта тебе понадобилось лезть на чердак?
– Джози искал.
– Неправда! Ты же знал, что она еще не вернулась.
– Забыл, наверное.
Лица его Норе не было видно.
– А что ты мне сказать собирался?
– Пожалуйста, Нора, ступай обратно в дом.
– Ты же и дороги-то в ущелье не знаешь, – сказала она и решительно двинулась по знакомой тропе.
Однако ночью склон оказался по-настоящему предательским. Крутой, почти отвесный, вокруг опасные каменистые осыпи. По обе стороны неровной тропы из земли торчали тонкие корни, то и дело хватавшие Нору за руки, которые она широко расставила, пытаясь сохранить равновесие. Корни пугали ее, и она скрестила руки на груди, как бы обняв себя. Теперь она словно скользила по тропе, аккуратно ставя одну ногу перед другой. Из-под сапог то и дело с грохотом вылетали камешки и катились вниз, к подножию холма.
Где-то сзади Харлан в очередной раз проревел:
– Джози!
В ночной тишине это прозвучало как взрыв. Нора даже вздрогнула. А когда она спросила, не может ли он предупреждать ее, когда соберется вновь так заорать, он лишь ослепительно улыбнулся, и где-то внутри у нее вновь шевельнулось то жадное ностальгически тяжелое чувство, словно там билась, устраиваясь на ночлег, неведомая птица.
До старого русла реки было еще с четверть мили или, может, чуть больше. Здесь, в ущелье, воздух был значительно прохладней и казался густым от невероятного количества москитов. Нора то и дело шлепала себя по лбу, стараясь не оскользнуться на осыпи, где тропа спускалась особенно круто, прежде чем вновь стать пологой и нырнуть в лес. Наконец она, поводив вокруг себя руками, нащупала ветки подлеска. Рот сразу залепило паутиной, и Нора долго сражалась с ее невидимыми щупальцами, пока Харлан не взял ее за руку и не свел прямо на берег.
Потом они стояли рядом на берегу сухого русла, и цистерны для воды на том берегу казались черными от облепившей их влажной грязи. Один обман за другим. Берег был пуст.
– Она точно должна была здесь пойти, – сказала Нора. – Разве что нечаянно свернула где-то в темноте.
Харлан подвел ее к отвесной стене ущелья и сказал:
– Мы слишком далеко от дома, чтобы играть в прятки втроем. Ты пока тут постой и никуда не уходи. Я не могу одновременно искать вас обеих.
Нора послушно стояла на месте и смотрела, как Харлан ощупью пробирается вдоль берега, то и дело окликая Джози по имени и громко шурша сухим тростником. На том берегу виднелись знакомые очертания столовой горы, над которой кольцами и завитками сияли в небесах россыпи звезд. Отвесные утесы с выступившими на поверхность рудными жилами, покрытые молодой порослью кустарника, отбрасывали густую тень. Ночью ничто здесь не выглядело привычным, кроме старого русла реки. Отсюда казалось, что река полна спокойной, почти неподвижной воды, и Нора невольно провела языком по пересохшему рту, чувствуя толстый слой налета на обратной стороне зубов. Господи, превратиться бы сейчас в животное, опустить морду в эту медленно текущую красную жижу и пить, пить… Дорожка лунного света отражалась на поверхности реки, блестя меж скалами, точно кованая сталь. Это было излюбленное место Тоби – он часто ловил здесь рыбу, взобравшись на неподвижный куполообразный валун, застрявший посредине реки, похожий на давным-давно умершую огромную черепаху, маленькие речные водовороты, налетая на нее в своем неукротимом беге по каменистому ложу, плевались пеной и исчезали в зарослях тростника.
Нора один раз громко крикнула:
– Джози!
Вокруг нее уже вышли на ночной промысел лягушки-быки, ловко прыгая по камням. Их крики, похожие на мычание коров, доносились отовсюду вверх и вниз по течению. Дружно шуршали стебли рогоза, качая остроконечными головками, точно выстроившееся в ряд войско с поднятыми вверх копьями; и эти стройные ряды нарушали только длинные темные языки песчаных наносов, вытянувшихся поперек русла. Земляная черепаха, едва видимая в темноте, двигалась куда-то по своим делам, с трудом преодолевая препятствия и увязая в песке когтистыми лапами.
– Харлан! Харлан, ты где?
Ответа не последовало.
Нора постояла еще немного, пытаясь припомнить, как эти камни и скалы выглядят при дневном свете. Затем с некоторым трудом вытащила ноги из вязкой грязи и спустилась ближе к стоячей воде. Там она обо что-то споткнулась, и это нечто откатилось в сторону. Она сделала еще несколько шагов и нащупала эту вещь, пошарив вокруг себя рукой. Она сразу узнала ту корзину грубого плетения, которую взяла с собой Джози. Внутри корзины были какие-то ветки, заляпанные странной, мерзко пахнущей, липкой пеной.
От излучины реки донесся голос Харлана. Но в голосе этом не было ни прежней легкости, ни прежней уверенности. Он выкрикивал имя Норы так отчаянно, словно подозревал, что она может и не откликнуться.
– Что случилось? – крикнула она.
– Оставайся на месте.
– Что там с тобой такое?
А что там действительно такое, в этих тростниковых зарослях? Нора не помнила, чтобы хоть раз видела этот песчаный нанос в дневное время. Хотя, пожалуй, он был больше похож на сползшую лавину, состоящую из осколков камней, поломавших и прибивших к земле стебли рогоза. В середине наноса высился аккуратный холмик, вокруг которого собиралась вода, а точнее, жидкая грязь, и хлопья пены; казалось, что холмик потихоньку движется вместе с тростником вдоль русла реки, хотя Нора и не могла быть в этом до конца уверена. Она снова пригляделась, рассмотрела холмик внимательнее со всех сторон и увидела, что он, как ни странно, обут в сапог.
Харлан уже возвращался, с шумом пробиваясь сквозь тростник. Она попробовала встать и не смогла: все в ней как-то сразу разладилось, во рту стоял горький привкус, в голову снова бросилась кровь. Да еще и сапоги совершенно засосала эта проклятая грязь. Она снова бессильно рухнула на колени, словно стреноженная. В таком виде ее и застал Харлан. Он вытащил ее из грязи, поставил на ноги и некоторое время поддерживал, а она просто глаз не могла отвести от этого – от сломанного тростника и одинокого сапога. Харлан тоже наконец заметил сапог. Он втащил Нору на высокий берег и снова окликнул Джози – но на сей раз как-то иначе, довольно резко, словно ребенка, которого застиг за какой-то опасной забавой. Потом он спустился вниз, в тростник, и вскоре Нора услышала его изумленный возглас.