Поэтому на следующий день я стоял возле обычного дома в Купчаге – районе, воспетом рэперами, современными поэтами и интернет-философами. Купчино! Ты для меня олицетворяешь невозможность империи, невозможность чистой петербургской мечты – той грезы, за которой едут такие же, как я, идиоты со всей России. Едут, чтобы стать звездами какого-нибудь нового CBGB или новой «Фабрики» нового Уорхола, придумать новый стиль музыки, написать новый «Тропик Козерога» или хотя бы «Соло на Ундервуде». Бог весть зачем мы все сюда приперлись – на зависть друзьям, которые остались в тысячах безликих российских городов. И они будут злорадствовать, эти друзья, когда мы осядем не на Петроградке и не на Ваське, не в центре и даже не на Черной речке где-нибудь, а здесь – в провинциальной и серой Купчаге. Точно такой же район, как миллион таких же спальников. Здесь мы обрастем простыми, нужными вещами. Мы заведем собаку, кошку, мышку и, конечно, барыгу, который нагрузит нас и пластилином, и скоростью, – это называется на языке приезжих «обосноваться в Питере». Короче, я люблю Купчино за эту циничную честность и ненавижу его за это же.
Я позвонил в домофон. Отозвался мальчишеский голос, дверь пиликнула. Я поднялся. На пороге квартиры меня встретил Шульга.
Обычная однокомнатная съемная хата со старым, бабушкиным ремонтом. Какие-то книги, хлам, продавленный диван. Судя по всему, на домофон отозвался маленький пацан, который сидел в углу на стуле и пялился в монитор.
Шульга налил пуэр в маленькие глиняные наперсточки и стал рассказывать про свой спортивный клуб. За два года его отсутствия сообщество немного просело, но зато теперь, когда он вернулся, все стало намного лучше. Вроде как даже мода появилась на здоровый образ жизни. Повспоминали прошлое, Шульга вдруг спросил:
– Книги помнишь? Я тебе их тогда за так отдал. Вот ведь молодость. Глупый был. Сейчас бы себе оставил.
Я кивнул.
– У меня там было много времени, понимаешь? Я его зря не тратил. Открыл для себя Торсунка, тиаметику, трансгрессинг материи. Слышал о таком?
Я огляделся, на подоконнике стоял небольшой Ганеша.
– Опыт был бесконечно полезным. Из всего надо извлекать пользу. Новые знания. Новые связи. Ты вообще согласен с тем, что мы сами создаем свое будущее с помощью своих мыслей? Что все, даже эмоции, находит отражение в реальности, знаешь о таком?
Ганеша уставился на меня в угрожающем спокойствии.
– Ладно, можешь не отвечать. Пошли лучше покажу, чем мы будем заниматься.
Мы вошли в комнату. Шульга поставил перед мальчуганом наперсточек пуэра. Тот кивнул.
– Это Славка, брат одного нашего с тобой земляка.
Мальчик отпил пуэра и посмотрел на меня. Шульга продолжил:
– Штакета помнишь? Его еще федералы лично крутили.
Прошло без малого лет девять или десять, но красавчика Штакета с сальными волосами и незаурядными познаниями в компьютерных системах я помнил хорошо. Как же забыть Витьку Штакета? Шульга ухмыльнулся:
– Пенитенциарная система – дешевая дрянь. Ничего нет абсурднее. Ее придумали не для того, чтобы люди исправлялись, а для того, чтобы они кормили темный эгрегор и свое тело боли. Кто залетел по глупости, да еще и по молодости – тот никогда не выберется. Он просто войдет в особую касту, в подпольное сообщество, которое составляет альтернативу социуму. А это лишь отражение социума в кривом зеркале, подпорка такая, с помощью которой социум может существовать. Все это на руку маятникам системы. Понимаешь, о чем я?
Я не выдержал:
– Шульга, что ты придумал?
– Но выбор есть всегда – вот я к чему. Пока финансовые потоки хоть в нормальном обществе, хоть вне его контролирует система – ты в ее власти. Но как только система больше не может контролировать деньги – ты выходишь из-под ее контроля. Конец контролю. Маятник затухает. Ты свободен.
– По полной, – отозвался малыш, не отрываясь от компа.
– Они хотели сломать меня. Они думали, что я стану на путь темного квадранта, что сожгу свою ауру малиновой субэнергией.
Только сейчас я заметил, что в квартире на столах стоит еще пара выключенных стареньких ноутбуков.
– Я здесь, чтобы тебя освободить, – улыбнувшись, сказал Шульга, – теперь уже по-настоящему. Я всегда знал, что я тебе еще понадоблюсь. Ты ведь не такой, как все, это очевидно. Я знал, что мы встретимся. Даже когда ты уезжал, отказываясь от моей помощи. Это карма.
И он начал рассказывать. В тюрьме Шульга недолгое время сидел вместе со Штакетом – легендарной личностью из нашего городка. Штакет передал ему несколько своих идей, а заодно попросил взять под крыло его младшего братишку, который учится на программиста в Питере. Так Шульга откинулся с четким планом на ближайшие годы, а еще с, как он думал, огромным культурным багажом, который был вычерпан из дешевой эзотерической литературы. Но я до сих пор не понимал, что ему было надо.
– Что тебе нужно, Шульгин? – почти крикнул я.
– Копии, – тихо сказал он, щурясь, как варан.
– Высокоточные, – добавил мальчик из угла.
Я молчал.
– Слышал про темный интернет? – спросил Шульга.
Меня все это уже невыносимо раздражало:
– Шульга, ты меня заебал. Давай конкретно, без своей эзотерической шняги.
– Это не шняга, это почти официальное название. Даркнет.
Шульга залил кипятку в глиняный чайничек, пошевелил его в своих длиннющих пальцах, плеснул в наперсточки еще немного нефтяного пуэра.
– Они продают там наркотики и поддельные документы. Там даже можно заказать человека. Им выгодно это. Смотри, они даже запретили теперь скачивать фильмы. Чтобы скачать себе сериальчик, ты входишь в темную область интернета. И видишь кучу рекламы – теперь купить самые опасные в мире вещества стало проще простого. Иногда даже проще, чем сходить в универмаг. Раньше ты просто качал фильмы, а теперь входишь в виртуальный черный рынок и, проходя между рядов, нет-нет да и уронишь взгляд на запретное. А как сказал Торсунок, «запретное всегда сладко».
– Это вообще-то не совсем Торсунок сказал.
– Все мудрые вещи известны давно.
– Шульга, я не буду торговать наркотиками.
Мальчишка посмотрел на меня и притворно улыбнулся.
– Я тоже. Никогда. Мы здесь, чтобы обмануть систему. Весь мир – это одни сплошные правила, которые можно нарушать. Взлом реальности. Как в фильме «Матрица».
– Ты вроде бы уже пытался это сделать.
Он медленно сложил пальчики на груди.
– Послушай. Я видел на зоне, как мальчики – приличные, хорошие, у них был шанс – превращаются либо в люсек, либо в матерых уголовников. Ты понимаешь, что производство людей вне закона точно так же нужно системе, как и производство обычных, благополучных людей?
Мы замолчали. Пацан быстро клацал по клавишам.