– Человек, который не разбирается в медицине…
– Скажи, ты из принципа со мной споришь? – перебила Малика. – Или у тебя ко мне личная неприязнь?
Бросив взгляд на Иштара, Хёск вновь уткнулся в бумаги.
– Я пришла сюда не для споров. Я хотела сказать, чего не буду делать.
– Мы слушаем, – произнёс Иштар безразличным тоном.
– Я не буду ходить на заседания Хазирада. Не буду вмешиваться в государственные дела. Не буду разбираться, что в вашей истории правда, а что ложь. Не буду критиковать ваши традиции и не буду нарушать ваши законы.
Советники переглянулись.
– А что ты будешь делать? – спросил Иштар.
– Займусь подготовкой к празднованию годовщины твоей коронации.
– Ты пробудешь в Ракшаде ещё три месяца?
– Ты возражаешь?
– Нет. Я только рад, – промолвил Иштар, хотя в его взгляде, обращённом на Малику, читалось: «Какого чёрта?»
– Подготовкой к военному параду занимаются командиры, – сказал Хёск, загнув уголок листа, который только что просматривал.
– Я хотела бы устроить театрализованное представление на историческую тему. Оно пройдёт после парада.
– Где?
– На площади Единства. Перед твоим храмом.
Хёск сел к Малике вполоборота:
– Этого не будет!
– Почему?
– Потому что это площадь Единства, главная площадь страны.
– Покажи мне закон, который запрещает устраивать представления на площади.
– Закона нет, но есть правила приличия.
Малика кивком указала на документы, лежавшие перед Хёском:
– Тогда встретимся в суде. Там объяснишь, почему я не могу сделать подарок моим защитникам: хазиру и народу Ракшады.
– В суде? – Хёск поднял указательный палец к потолку и, сделав крошечную паузу, выдохнул. – Нет слов.
– Эльямин, дело не в площади, – подал голос Альхара.
– А в чём?
– Ты видела актёров в юбках, которые прыгают на улицах?
– Видела.
– Мы закрываем на них глаза. Людям надо иногда смеяться. Однако годовщина коронации хазира – это серьёзное событие. Смех неуместен.
– У меня не будет клоунов в юбках. Смеха в принципе не будет.
– А что будет? – спросил Иштар.
– Нечто эпическое. Задумка пока что в общих чертах. Я хочу съездить на остров Шабир, посоветоваться с хранителями тайн. И мне нужны воины.
– Никто из воинов не согласится участвовать в спектакле, – заметил советник, сидевший напротив Малики.
– Они научат актёров обращаться с клинками.
– Их не надо учить. В Ракшаде все мужчины служат в армии.
– Неужели все до одного?
– Почти все. С инвалидами детства у тебя вряд ли получится нечто эпическое.
– Мне нужны воины, – повторила Малика.
– Получишь, – согласился Иштар и тут же предупредил: – Не ставь их и себя в неловкое положение.
– Не буду.
– Детям и замужним женщинам запрещено выступать на сцене. Кубары даже не обсуждаются.
– Я это учту.
– Ну и зачем тебе площадь Единства? – вклинился в разговор Хёск. – Сколько в Кеишрабе актёров? Не думаю, что больше двух сотен. Установите подмостки на улице или на любой другой площади.
– После праздника я уеду, – сказала Малика. – Это представление – мой прощальный подарок Ракшаде. Неужели так тяжело уступить мне?
– Дело ответственное. Справишься одна? – спросил Иштар.
– А я не одна. Мне помогут воины, мать-хранительница и мой легат.
Немного подумав, Иштар промолвил:
– Видать, пришло время возродить старую традицию.
Поднявшись на ноги, Малика пробежала взглядом по мраморным статуям, установленным вдоль стен. Кто из них предок Иштара? Вряд ли скульпторы стремились передать абсолютное внешнее сходство. Хотя… вот этот, что стоит ближе всех к двери, похож разрезом глаз и очертанием губ.
Малика подошла к изваянию, легонько пожала каменную руку и покинула зал.
***
Едва успел догореть закат, как небо затянуло облаками, и сумерки стремительно сгустились. По периметру площадки с бассейном включились светильники на низких ножках, и сад, отступив в серую пелену, стал плоским. Дворец Шабиров превратился в вытянутое тёмное пятно с вереницей освещённых окон.
За стёклами, похожими на сшитые разноцветные лоскутки, находился обеденный зал. За перламутровыми окнами, будто покрытыми слёзами дождя, располагалась спальня, украшенная цветами. Их принесли вечером. Вместе с запиской, в которой Иштар просил Малику дождаться его.
Она ждала. Прохаживалась вокруг бассейна, хотя валилась от усталости с ног. После встречи с советниками Малика навестила Галисию, переговорила с матерью-хранительницей, побывала в библиотеке главного храма и объяснилась со стражами. Последнее далось особенно тяжело.
Затея с праздничным представлением пришлась не по душе Луге и Драго. Они были напуганы судом над Маликой, опасались гнева Адэра и боялись мести Хёска. Но Малику, как ни странно, поддержал Мебо. Иштар забрал его с рисовой плантации за пару дней до суда. Мебо – похудевший, с солнечными ожогами на лице и ушах – толком ещё не оправился после изнурительной работы. Однако, узнав о задумке Малики, поднял руку, покрытую струпьями, и промолвил: «Я за. Хочу посмотреть на их морды».
Услышав хлопок двери, Малика повернулась к дворцу. По террасе шли Иштар с Хёском и незнакомый человек в деловом костюме. «Посол», – промелькнула мысль. Хочет удостовериться, что с шабирой всё в порядке.
Поздние гости миновали мостик, обрамлённый гирляндой маленьких лампочек, и приблизились к Малике. Человек в костюме представился дипломатом из Маншера и вытащил из кармана пиджака письмо. Похлопал по ладони конвертом без единой надписи, словно раздумывая, кому его вручить, и протянул письмо Хёску.
Внутренний голос прошептал: «Внутри чистые листы». Малика впилась взглядом в дипломата, ожидая кодовых фраз, но он молчал.
Через минуту Хёск вложил Малике в руку вскрытый конверт и вместе с иноземным гостем пошагал по мостику. Она смотрела с досадой им в спины. Неужели Адэр ничего не захотел ей сказать?
– Не расстраивайся, – промолвил Иштар, опустившись на бортик бассейна. – На его месте я бы тоже промолчал.
Малика села рядом с ним:
– Не понимаю, о чём ты говоришь.
– Всё ты понимаешь. – Облокотившись на колени, Иштар потёр глаза. – В Росьяре нет города Йомун, и не было провинции Квибет. И виконт Тинару Терзеш никогда не существовал. На балу ты танцевала с виконтом Фандези. Посол Росьяра, похоже, гордился собой, когда обвёл меня вокруг пальца. Я обвинил его в шпионаже и выслал из Ракшады.