Джерри пришел к Кэрол, но дома ее не оказалось. Можно и подождать. Полчаса он посидел на крыльце, а когда явился жилец с верхнего этажа, Джерри попросился внутрь – в относительное тепло лестницы, на ступенях которой и продолжил дежурство. Там он начал клевать носом и, задремав, отправился обратно по пройденному пути к перекрестку, где осталась брошенной машина. Мимо него проследовала большая толпа.
«Куда вы?» – спросил Джерри. «Смотреть на яхты», – ответили ему. «Что за яхты?» – не понял он, но люди, оживленно переговариваясь, уже удалялись. Небо было темным, но улицы освещались голубоватым, не дающим теней светом. В тот момент, когда Джерри почти дошел до места, откуда виднелись Бассейны, он услышал громкий звук, похожий на всплеск, и, поворачивая за угол, увидел вдруг приливную волну, катящуюся по Леопольд-роуд. «Как называется это море?» – спросил он у чаек над головой, потому как острый привкус соли в воздухе дарил уверенность в том, что эти воды – никак не река, но море. «А какая разница, что это за море? – отвечали чайки. – Разве по большому счету все моря – не единое море?» Джерри стоял и смотрел, как лениво бегут невысокие волны, накрывшие бетонированную площадку: их наступление, с виду такое плавное, опрокидывало фонарные столбы и так стремительно подмывало фундаменты домов, что те рушились беззвучно и исчезали под покровом бесстрастного студеного прилива. Вскоре волны уже лизали ноги Джерри. Рыбки – маленькие серебристые стрелки – искрились в воде.
– Джерри?
На лестнице стояла Кэрол и смотрела на него.
– Что с тобой стряслось?
– Я чуть не утонул, – проговорил он.
Джерри поведал ей о западне, устроенной Гарви на Леопольд-роуд, и о том, как его били, затем о головорезах в квартире. Кэрол слушала с прохладным сочувствием. Ни словом, однако, он не обмолвился о погоне по спирали, о женщинах, об увиденном в душевой – просто не смог бы обстоятельно рассказать об этом, даже если бы хотел: с каждым прожитым с момента ухода из Бассейнов часом Джерри все больше терял уверенность в том, что он вообще что-либо там видел.
– Хочешь остаться у меня? – спросила Кэрол, когда закончился рассказ.
– Думал, ты уже никогда не предложишь.
– Сходи-ка прими ванну. Ты уверен, что кости целы?
– Да я бы уже почувствовал…
Кости-то целы, зато других отметок на теле оказалось предостаточно: туловище покрывала пестрая мозаика вызревающих синяков, и болело все – от головы до пяток. Отмокнув в течение получаса, Джерри выбрался из ванны и обследовал себя перед зеркалом: его тело словно распухло от ударов и кожа на груди была гладкой от натяжения. Зрелище не из приятных.
– Завтра первым делом надо сходить в полицию, – сказала Кэрол, когда чуть позже они лежали рядом. – И постараться сделать все, чтобы этого ублюдка Гарви посадили.
– Хорошо бы…
Кэрол склонилась над Джерри. Его лицо было белым от усталости. Она легонько поцеловала его.
– Хочу любить тебя, – проговорила она. Джерри смотрел в сторону. – Зачем ты так все осложняешь?
– Разве? – Веки его падали. Кэрол хотела скользнуть рукой под банный халат, который Джерри не снял, и приласкать его. Не совсем понимая причину его стыдливости, она всегда находила ее очаровательной. На этот раз, однако, сдержанная отстраненность Джерри подсказала Кэрол, что он не хочет, чтобы его трогали, и она отступилась.
– Я выключу свет, – сказала она, но Колохоун уже спал.
Прилив не был милостивым к Эзре Гарви. Подхватив тело, он играючи помотал его туда-сюда, словно приглашенный к обеду гость, наевшийся и потерявший аппетит. Затем протащил труп вниз по реке около мили и, устав от тяжести тела, бросил. Течение передало мертвеца более спокойным водам у береговой черты, и там, на траверзе Баттерси, он зацепился за швартовый конец. Прилив ушел, а Гарви остался. Уровень воды спадал, и удерживаемое швартовым безжизненное тело обнажалось дюйм за дюймом: отлив выставлял его на обозрение утренней заре. К восьми часам трупом любовалось уже не только утро.
Джерри разбудил шум воды из ванной комнаты, смежной со спальней. Шторы в комнате были еще задернуты, и лишь узенький лучик света падал на кровать: желая от него спрятаться и зарыться головой в подушку, Джерри перекатился, но разбуженный рассудок начал крутить мысли. Впереди ждал трудный день, в течение которого необходимо решить, что именно он расскажет полиции о недавних событиях. Будут вопросы, и некоторые из них могут оказаться весьма неприятными. Чем скорее он продумает свой рассказ, тем более обоснованным и неопровержимым он будет. Джерри перекатился обратно и откинул простыню.
Когда он опустил глаза на свое тело, первой мыслью было, что проснулся он неокончательно и все еще лежит, уткнувшись лицом в подушку, а пробуждение – снится. Как снится ему и его тело – с налившимися грудями и мягким округлым животом. Это же чужое тело – ведь его собственное было противоположного пола.
Джерри попытался встряхнуться и сбросить с себя кошмар, но возвращаться из сна было некуда. Он уже вернулся. Трансформированная анатомия принадлежала ему – щель лона, бархатистость кожи, необычный вес – все было его. За несколько прошедших с полуночи часов Джерри расчленили и вживили в новый образ.
Шум воды из-за двери ванной внезапно вернул ему образ Мадонны. И образ женщины, соблазнившей его. Женщины, которая шептала, когда он, хмурясь, толчками вгонял себя в нее: «Никогда… Никогда…» Она сообщала Джерри – откуда ж ему было знать! – что это совокупление для него в роли мужчины – последнее. Они сговорились – женщина и Мадонна – сотворить с ним такое чудо. И не стало ли самой сладостной неудачей в его жизни то, что он не смог даже уберечь свой пол, и то, что сама мужественность, как и богатство и влияние, была обещана, а затем вновь вырвана из рук?
Джерри поднялся с кровати, покрутил перед собой руки, разглядывая их вновь обретенное изящество, провел ладонями по груди. Страха он не ощущал, но и радоваться было нечему. Джерри принял этот fait accompli
[6], как принимает свое состояние ребенок, – не сознавая, что хорошего и что плохого оно несет ему.
Возможно, там, откуда все это пришло, оставалось еще немало чудес. И если так, он отправится в Бассейны и откроет их для себя; дойдет по спирали до жаркого истока и обсудит загадки с Мадонной. Есть чудеса на белом свете! Есть на белом свете силы, способные кардинально изменить плоть без потери капельки крови, способные бросить вызов деспотии реальности и пробить брешь в ее каменной стене!
Вода в душе все шумела. Подойдя к чуть приоткрытой двери ванной, Джерри заглянул внутрь. Душ был включен, но Кэрол сидела на краешке ванны, прижав руки к лицу. Она услышала, как подошел Джерри. Ее била дрожь. Головы она не подняла.
– Я видела… – сказала она, голос был горловым, низким, с едва сдерживаемым отвращением. – Я схожу с ума?