– Я знал, что ты придешь, – сказал кто-то за спиной, и огромная ладонь накрыла ее лицо. Хелен упала назад, и Кэндимен принял ее в свои объятия.
– Нам пора, – сказал он ей на ухо, и мерцающий свет начал сочиться между сложенных дров. – Пора идти, тебе и мне.
Хелен пыталась вырваться, пыталась крикнуть, чтобы не разжигали костер, но Кэндимен с любовью прижимал ее к себе. Свет нарастал: с ним приходило тепло; и сквозь дрова и первые языки пламени она видела фигуры, приближающиеся к погребальному костру из тьмы Баттс-корта. Они были там с самого начала: ждали, погасив свет в домах и разбив все лампы в переходах. Их последний заговор.
Костер разгорался стремительно, но по какой-то прихоти его конструкции пламя не сразу вторглось в ее укрытие, и дым не просочился сквозь мебель, чтобы задушить ее. Хелен видела, как сияют лица детей; как родители говорят им не подходить слишком близко и как они не слушаются; как старухи с жидкой кровью греют руки и улыбаются огню. Потом рев и треск сделались оглушительными, и Кэндимен позволил ей кричать до хрипоты, точно зная, что никто ничего не услышит, а если услышит, то и пальцем не пошевелит, чтобы спасти ее из костра.
Когда воздух раскалился, пчелы покинули живот демона и панически залетали в воздухе. Некоторые, пытаясь сбежать, загорались и падали крохотными метеорами. Тело малыша Керри, лежавшее рядом с приближающимся огнем, начало поджариваться. Его мягкие волосы задымились; спина пошла пузырями.
Вскоре жар заполз в горло к Хелен и выжег ее мольбы. Она обмякла, бессильная, в руках Кэндимена, смирившись с его победой. Вскоре они покинут этот мир, как он и обещал, и спасения не будет.
Возможно, они вспомнят о ней, как говорил Кэндимен, когда найдут потрескавшийся череп в завтрашнем пепле. Возможно, со временем она станет историей, которой будут пугать детей. Она солгала, когда говорила, что предпочтет смерть такой сомнительной славе. Это была неправда. Что до соблазнителя, он рассмеялся, когда пламя почуяло их. Для него сегодняшняя смерть не была окончательной. О его деяниях писали на сотне стен, говорили десять тысяч языков, а если в нем усомнятся снова, паства призовет его сладостями. У него были причины смеяться. А когда пламя подобралось ближе, расхохоталась и она, увидев сквозь огонь, как среди зрителей движется знакомое лицо. Это был Тревор. Он забыл об ужине в «Апполинере» и пришел, чтобы найти ее.
Она смотрела, как он расспрашивает одного зрителя, потом другого, но они качали головами, глядя на погребальный костер с потаенными улыбками в глазах. Бедный олух, подумала Хелен, следя за его нелепыми метаниями. Она мысленно сказала ему заглянуть в пламя в надежде, что он увидит ее, горящую. Нет, спасти ее он не мог – надежды уже не осталось, – но Хелен жалела Тревора в его растерянности, и, пусть он никогда не поблагодарил бы за такое, она хотела подарить ему что-нибудь, что уже не отпустит и будет терзать его всегда. Подарить ему это, а еще историю, чтобы было о чем рассказать.
Мадонна
(пер. Александра Крышана)
Уже почти час Джерри Колохоун ждал Гарви на ступенях комплекса плавательных бассейнов Леопольд-роуд. Холод прошивал подошвы его туфель, и ступни постепенно теряли чувствительность. Ничего, утешал он себя, придет время, и кто-то другой будет вот так же мерзнуть, поджидая меня. Прерогатива эта и в самом деле казалась Джерри достижимой в не таком уж далеком будущем – если, конечно, ему удастся убедить Эзру Гарви вложить денежки в развлекательный центр. От инвестора подобная сделка требовала как желания рисковать, так и солидных финансовых активов, но информация доверенных лиц убедила Колохоуна: Гарви – что бы там ни болтали о его репутации, – обладал и тем и другим в избытке. Никто не станет доискиваться, откуда у Эзры первоначальный капитал, – так урезонивал себя Джерри. За последние полгода немало плутократов посолиднее Гарви безапелляционно отвергли проект, и в этих обстоятельствах высокие чувства казались ему непозволительной роскошью.
Нельзя сказать, что отказы инвесторов удивили Джерри. В эти непростые времена люди с неохотой идут на риск. Более того, без определенной доли воображения – черты нехарактерной для тех богачей, с кем он встречался, – трудно было представить себе Бассейны преображенными в сверкающий комплекс досуга. Однако проведенные Джерри изыскания убедили его в том, что в старом районе города, где ожидавшие сноса обветшалые дома скупались поколением сибаритов среднего звена и обретали новый блеск, – в таком районе спланированные им возможности наверняка принесут выгоду.
Существовала еще одна причина. Муниципалитет, которому принадлежали Бассейны, страстно желал избавиться от бремени ветхой собственности как можно скорее: долгов у городского совета было в избытке. «Прикормленный» Джерри чиновник из Управления коммунально-бытовых сооружений – тот самый, что за пару бутылок джина в охотку стянул для него ключи от комплекса, – сообщил, что здание можно купить за гроши, если предложение поступит немедленно. Вопрос лишь в правильном выборе времени. И в проворстве, которого Гарви, по-видимому, не хватало: к моменту его приезда у Джерри закоченели уже не только ступни, но и колени, а самообладание истончилось до предела. Тем не менее он ничем не выдал своих чувств, наблюдая, как Гарви выбирается из «ровера» (с личным водителем за рулем) и поднимается по ступеням к нему. Джерри не приходилось встречаться с Гарви, общались они лишь по телефону, и он представлял себе мужчину покрупнее. Однако, несмотря на недостаток роста, во властной солидности Гарви сомневаться не приходилось. Она сквозила в спокойном оценивающем взгляде, брошенном на Колохоуна, в мрачноватом выражении лица, в безупречном костюме.
Оба пожали друг другу руки.
– Рад видеть вас, мистер Гарви.
Мужчина кивнул, но взаимного удовольствия не выказал. Джерри, страстно мечтающий поскорее убраться куда-нибудь с холода, открыл входную дверь и повел гостя за собой.
– У меня всего десять минут, – бросил Гарви.
– Отлично. Я только хотел вам показать планировку…
– Вы хорошо изучили объект?
– Конечно!
Это была ложь. Последний раз Джерри заходил внутрь в августе, с разрешения Департамента архитектуры, и с тех пор несколько раз любовался зданием лишь издали. Вот уже пять месяцев он не переступал его порога и сейчас очень надеялся, что с тех пор прогрессирующее обветшание не охватило весь комплекс. Они вошли в вестибюль. Пахло сыростью, но небезнадежной.
– Света нет, – объяснил Джерри. – Придется включить фонарик.
Он вытащил из кармана мощный фонарь, навел луч на внутреннюю дверь и оторопело уставился на невесть откуда взявшийся замок. Может, дверь и была заперта, когда он приходил сюда в прошлый раз, – этого Джерри не помнил. Он попробовал единственный ключ из тех, что ему дали, заранее зная, что два оставшихся точно не подойдут. Перебирая в уме возможные варианты, Джерри неслышно чертыхнулся. Или им с Гарви придется отсюда убраться несолоно хлебавши и оставить Бассейнам их секреты – если плесень, ползучую ржавчину и готовую вот-вот рухнуть крышу можно отнести к категории секретов, – или же ломать замок. Он глянул на Гарви – тот, вытянув из внутреннего кармана непомерной длины сигару и поводив по ее кончику огоньком зажженной спички, окутался бархатистым дымком.