Книги крови. Запретное - читать онлайн книгу. Автор: Клайв Баркер cтр.№ 62

Детектив кивнул:

– Да. Упаси господи. Вы можете оказаться правы.

А те байки, что рассказывали ей, – не признания ли это в несостоявшихся преступлениях, истории о самых страшных плодах воображения, придуманные, чтобы вымысел не стал реальностью? Мысли бегали по кругу: эти ужасные рассказы все равно нуждались в первопричине, источнике, от которого отталкивались. Возвращаясь домой по людным улицам, Хелен гадала, сколь многим из ее сограждан знакомы такие истории. Были ли эти выдумки такими расхожими, как утверждал Перселл? Не уготовано ли в каждом сердце пусть крохотное, но место для чудовищного?

– Перселл звонил, – сказал ей Тревор, когда она вернулась домой. – Пригласил нас на ужин.

Приглашение было нежеланным, и она скорчила гримасу.

– В «Апполинере», не забыла? – напомнил он ей. – Он сказал, что оплатит всем нам ужин, если ты докажешь, что он не прав.

Мысль о том, что она заработала еду на смерти ребенка Анны-Марии, была ужасающей; Хелен так и сказала.

– Он оскорбится, если ты откажешься.

– Да мне чхать. Я не хочу ужинать с Перселлом.

– Пожалуйста, – сказал он тихо. – Он может разобидеться, а мне сейчас хотелось бы, чтобы он был доволен.

Хелен посмотрела на него. Из-за того вида, что он на себя напустил, Тревор стал похож на промокшего спаниеля. Манипулятор ублюдочный, подумала она, но вслух сказала:

– Ладно, схожу. Только не жди никаких танцев на столах.

– Предоставим это Арчи, – сказал Тревор. – Я сказал Перселлу, что завтра вечером мы свободны. Ты не против?

– Мне без разницы.

– Он забронирует стол на восемь часов.

Вечерние газеты отвели «трагедии малыша Керри» по нескольку дюймов колонки на внутренней полосе. Вместо свежих новостей они просто описывали опрос жильцов, проходивший сейчас на Спектор-стрит. В самых поздних выпусках говорилось, что после продолжительного допроса Анну-Марию освободили из-под ареста, и теперь она ночует у друзей. Также мимоходом упоминалось, что похороны состоятся на следующий день.

Тем вечером, ложась спать, Хелен и не думала о том, чтобы вернуться на Спектор-стрит ради похорон, однако во сне, похоже, ее мнение изменилось, и, когда она проснулась, решение уже было принято за нее.

Смерть пробудила район к жизни. Хелен никогда не видела такого количества людей по пути к Раскин-корту. Многие уже выстраивались вдоль дороги, чтобы посмотреть на похоронную процессию, и подыскивали местечко пораньше, несмотря на ветер и неизменную угрозу дождя. На некоторых было надето что-то черное – шарф или пальто, – но в целом, невзирая на приглушенные голоса и подчеркнуто траурные выражения лиц, создавалось ощущение праздника. Вокруг бегали дети, уважение к покойнику их не трогало; время от времени у сплетничавших взрослых вырывались смешки – в воздухе чувствовалась атмосфера предвкушения, из-за которой настроение у Хелен, вопреки обстоятельствам, даже поднялось.

Но не только присутствие стольких людей ободряло ее; Хелен призналась себе, что рада вернуться сюда, на Спектор-стрит. Квадратные дворы с их захиревшими деревцами и серой травой стали для нее реальнее коридоров, устеленных ковровыми дорожками, по которым она привыкла ходить; безымянные лица на балконах и улицах значили больше, чем коллеги в университете. Словом, она чувствовала себя дома.

Наконец появились машины, двигавшиеся по узким улочкам со скоростью улиток. Когда показался катафалк – с белым гробиком, украшенным цветами, – несколько женщин в толпе негромко заплакали. Одна из зевак потеряла сознание; вокруг нее собралась кучка встревоженных людей. Даже дети утихли.

Хелен смотрела на процессию сухими глазами. Слезы давались ей нелегко, особенно на людях. Когда с ней поравнялась вторая машина, где ехала Анна-Мария и еще две женщины, Хелен увидела, что потерявшая сына мать тоже не желает демонстрировать скорбь на публику. На самом деле казалось, что происходящее возвысило ее, сидящую прямо на заднем сиденье машины, и ее бледное лицо вызывало у людей восхищение. Это была невеселая мысль, но Хелен чувствовала, что видит Анну-Марию в ее звездный час, в тот единственный день ее в остальном неприметной жизни, когда она оказалась в центре внимания. Процессия медленно проехала мимо и скрылась из вида.

Толпа вокруг редела. Хелен оторвалась от тех нескольких скорбящих, которые еще стояли на тротуаре, и зашла с улицы в Баттс-корт. Она хотела вернуться к запертой квартире и посмотреть, там ли еще собака. Если будет так, то Хелен решила, что найдет смотрителя комплекса и сообщит ему об этом.

Этот двор, в отличие от остальных, практически пустовал. Возможно, местные жильцы, соседи Анны-Марии, отправились на церемонию в крематорий. Какой бы ни была причина, место было до зловещего безлюдным. Остались только дети, игравшие вокруг пирамиды из дров; голоса отдавались эхом в пустом пространстве.

Хелен подошла к четырнадцатой квартире и с удивлением обнаружила, что дверь снова открыта, как было в тот, первый, раз. При виде комнат у нее закружилась голова. Как часто за последние несколько дней она представляла себе, как стоит здесь и заглядывает в эту темноту. Изнутри не доносилось ни звука. Собака наверняка убежала – а может, умерла. Ничего ведь не случится плохого, если зайти сюда еще один, последний раз, только чтобы увидеть лицо на стене и сопутствующий ему лозунг.

«Сладчайшее – сладчайшему». Хелен так и не собралась отыскать первоисточник фразы. Неважно, подумала она. Что бы эти слова ни значили раньше, здесь они преобразились, как и все остальное, включая ее саму. Она постояла в гостиной, предвкушая грядущую встречу. Далеко за спиной обезумевшими птицами кричали дети.

Она переступила через обломки мебели и подошла к коридорчику, соединявшему гостиную и спальню, все еще оттягивая момент. Сердце билось стремительно; на губах играла улыбка.

И вот! Наконец-то! Портрет навис над ней, все такой же притягательный. Хелен отошла назад, во тьму комнаты, чтобы насладиться его полным видом, и споткнулась о матрас, все еще лежавший в углу. Она посмотрела вниз. Убогий матрас был перевернут, демонстрируя неразорванную сторону. На него побросали одеяла и завернутую в тряпки подушку. В складках что-то блестело. Она наклонилась поближе и увидела там пригоршню сладостей – шоколадок и карамели, – завернутых в яркие фантики. А между ними, не такие манящие и не такие сладкие, лежали десять бритвенных лезвий. Некоторые были в крови. Хелен выпрямилась и отошла от матраса, и в этот миг до ее ушей долетело жужжание из соседней комнаты. Она обернулась, и в спальне стало еще темнее оттого, что кто-то ступил в проход, отделявший ее от внешнего мира. Она видела только силуэт человека, стоявшего против света, но чувствовала его запах. Он пах сладкой ватой, а жужжание исходило от него или изнутри него.

– Я только зашла посмотреть, – сказала она, – …на рисунок.

Жужжание не утихало – звук сонного полудня где-то далеко отсюда. Человек в проходе не шевелился.