– Я пойду… – пискнула Евгения.
– Сидеть! – если у кого и получалось орать, не повышая голоса, так это у профессора Вассермана. Практики, благо, хватало, что в родном институте, что на корабле. – Мама, я вижу, вы не понимаете по-хорошему… Что же, тогда будет по-плохому. Запихните дочку Цили Соломоновны в этой самой Соломоновны необъятную задницу. Это просто, благо она с кровати сразу с двух сторон падает. И все резервные варианты туда же. Мне они не интересны ни на вот столько, – Ярослав показал собравшимся ноготь мизинца. – А если вы этого не понимаете… Что же, я не единственный ребенок в нашей многострадальной семье. Но тяну ее почему-то только я. Наверное, пора прекращать. Пускай братишка вместе с сестренками приложат ручки. А я пока займусь своей личной жизнью.
Сказанное было ударом ниже пояса, и все, в том числе и сам профессор Вассерман, прекрасно это понимали. Вот только взбешенный профессор уже закусил удила, его, что называется, понесло. За последнее время он привык, что его слово – закон, и на своем корабле он царь и бог. Насквозь гражданский, деликатный и вежливый человек исчез, и вместо него, как дракон из яйца, вылупилось вдруг нечто совсем новое, родным и близким незнакомое. Кое-кому предстояло узнать его заново, и вряд ли это стало для них приятной новостью.
– Ну так что? – в голосе Ярослава огнем играло веселье. – Будет так, как я сказал? Или, может, нам с Женей стоит уйти?
– Ясик…
– Ярослав. Ты прекрасно знаешь, как я ненавижу это дурацкое сокращение, мама. Меня зовут Ярослав, и я ставлю конкретное условие: либо вы принимаете мою… жену такой, какая она есть, невзирая на ваши идиотские идеи о чистоте рода, либо мы прямо сейчас встаем и уходим. И пускай мой недотепа-братец, который за всю жизнь не сделал ничего полезного, тянет семью вместо меня. Как, вечный аспирант, сможешь? И вы, сестренки, тоже кончайте лыбиться. Хроническая беременность вас не спасет. Молчать! Вас я пока не спрашивал. Ну что, мама, выбирай. У тебя минута на размышление. Время пошло.
И, с холодной усмешкой окинув взглядом собравшихся, Вассерман понял, что победил. Жаль только, что у победы этой был на редкость горький привкус.
– Ладно, Жень, – он встал, шевельнул плачами, разгоняя кровь. – Пошли. Думаю, им стоит подумать… и свыкнуться с положением вещей.
Камову уговаривать не пришлось – атмосфера погашенного скандала напоминала предгрозовую. То ли громыхнет, то ли нет, но если уж случится, мало не покажется никому. Однако, когда они выходили, никто не смог бы сказать, что она торопится. Шла спокойно, громко цокая каблучками-шпильками по плитам дорожки и покачивая бедрами. Странно. Раньше Вассерман никогда такого за ней не замечал.
– За руль, – одними губами выдал он, когда они подошли к машине. Спектакль надо был доигрывать до конца, чтобы у родных не было ни малейшего повода сомневаться. Евгения ничем не выдала своего удивления, спокойно подошла, села, и тут же сбросила туфли – вести в них машину, сравнимую по возможностям с не самым плохим самолетом прошлого, было идиотизмом.
– Уф-ф, – выдохнула она с облегчением.
– Тяжко?
– Ага, ноги заболели в этой обуви. Но ты был великолепен! – Она спокойно, будто делала это тысячу раз, повернулась и громко чмокнула его в щеку.
Похвала оказалась неожиданно приятной, однако ответить Вассерман не успел. На дорожку выскочила Сара, махнула рукой и бегом припустила к машине. Профессор распахнул дверь:
– Случилось что?
– Ага. Пусти.
Миг спустя Сара оказалась на заднем сиденье Ламборджини и тут же ткнула старшего брата кулачком в спину:
– Поехали давай, пока они не опомнились.
– А…
Евгения, не обращая внимания на впавшего в легкий ступор профессора, шевельнула рулем, выводя машину на улицу, и тут же, без разбега, оторвала ее от земли. Сара весело ухмыльнулась:
– Я с вами.
– В смысле?
– В прямом. Задолбало все. Не переживай, мне уже восемнадцать, я совершеннолетняя, студентка, деньги на первое время есть. Комнату или в общежитии дадут, или сниму.
– У меня поживешь, – буркнул Вассерман. – Я… – Тут он покосился на спутницу. – Мы все равно постоянно на корабле. Но что случилось-то?
– А я замуж не хочу. Ты меня понимаешь?
– Понимаю. Жень, давай-ка быстрее. Что-то мне хочется срочно оказаться подальше отсюда.
Планета Земля. Часом позже
– Я и не знал, что вы такой любитель рыбалки.
– Детство вспоминается, – контрразведчик чуть смущенно, чего за ним ранее никогда не наблюдалось, улыбнулся и поболтал босыми ногами в воде. Стайка вспугнутых рыбешек серебристыми брызгами метнулась во все стороны. – Когда солнце было ярче, небо голубее, трава зеленее…
– И когда на плечах не висело все это дерьмо, – буркнул Кристофер, аккуратно, с кряхтением опускаясь рядом. – Эх, старость не радость.
– Поясница? – сочувственно поинтересовался Марк, ловким движением прибив севшего на ногу овода. Хотел стряхнуть, но контрразведчик жестом остановил его, поднял крылатую тушку и, насадив на крючок, забросил подальше. Клюнуло почти сразу, и небольшой, с ладонь, полосатый, как тигр, окунь тут же отправился в ведро, где уже плавали, недоуменно шевеля плавниками, с десяток его собратьев.
– Угу. Полетай с мое…
Ну да, такого рода проблемы у пилотов встречаются частенько. До уровня профессиональных болячек не дотягивают, медицина в Конфедерации сильна, однако же и не переводятся. Все же перегрузки для организма бесследно не проходят. А главное, выползают они, как правило, уже после того, как пилот заканчивает свою карьеру и регулярные медицинские освидетельствования прекращаются, равно как и действие военной страховки. Так что залечивать всю эту пакость приходится за свой счет. Кристофер, правда, редкое исключение – он-то остался на службе, да еще и в неплохих чинах, так что лечат его за госсчет и на совесть. Но – видать, не до конца.
– Попробуй «Абсолют». Вылечить не вылечит, но ощущения снимет.
– На себе испытывал?
– А то ж, – хмыкнул контрразведчик.
– Ну-ну, посмотрим, – неопределенно отозвался Кристофер, но от дальнейших комментариев воздержался. По его мнению, контрразведчик был до неприличия здоров и вряд ли мог на себе испытывать обычное фармацевтическое средство, из тех, что в любой аптеке продают без рецепта. Даже если бы заболел. Особенно если б заболел.
– Ладно, рыбалка – это хорошо, – контрразведчик выдернул из воды еще одну рыбешку, от чего удостоился чуть завистливого – от Марка – и одобрительного – от Кристофера – взглядов. – Но зачем ты нас собрал?
– Информация появилась, – хмыкнул Марк. – По моим личным, ни на кого больше не завязанным каналам.
– И? Не тяни кота за… причиндалы.
– Кристофер, – Марк едва удержался от смеха, – я понимаю, что ты служил на одном корабле с этим русским адмиралом. Понимаю, что вы даже вместе пьянствовали. Ничего предосудительного, кстати, когда ж еще отрываться, как не в лейтенантской молодости. Все мы были такими. И все потом стали до жути серьезными и занятыми, когда пошли на повышение. И даже то, что ты от приятеля мог подхватить пару-тройку речевых оборотов, вполне закономерный процесс. Но лучше пока их не демонстрируй. Мы-то здесь все свои, поймем. А вот ляпнешь где-то на фоне всплывающей русофобии – и хлопот не оберешься. Оно тебе надо?