Гостиница тринадцати повешенных - читать онлайн книгу. Автор: Анри де Кок cтр.№ 85

– Ох! Проклят! Проклят! – взвыл Гонен, закрывая лицо руками.

* * *

Тринадцатая веревка была привязана.

Лафемас был не из тех людей, которые оставляют человека безнаказанным лишь потому, что небо его уже поразило!

К тому же Гонен сам пришел просить наказания, стало быть, Лафемасу не оставалось ничего иного, как его удовлетворить.

Когда мэтр Гонен поднимался по лестнице, его жена, высунувшись из окна, повторяла: «Всего лишь два су! Всего лишь два су!»

Толпа крестьян разбежалась в страхе. Стражники затыкали себе уши.

Некоторые плакали.

* * *

Вот почему в 1670 году, в то время когда ее заколотили, гостиница «Форсиль» была прозвана «Гостиницей тринадцати повешенных».

Странная гостиница без хозяина и гостей!

Нашелся ли бы такой смельчак, чтобы сделаться наследником мэтра Гонена? И кто бы из путешественников решился войти в этот дом, пользовавшийся такой ужасной славой?

Почти полвека окрестные жители, проходя с наступлением ночи мимо «Гостиницы тринадцати повешенных», крестились, дрожа от страха…

Уверяли, что каждую ночь, ровно в двенадцать часов, гостиница наполнялась людьми. И какими людьми? Их было ровным счетом двадцать три: двенадцать ларошельцев, десять дворян, убитых ими, и мэтр Гонен…

И все они сначала весело пили и пели.

Мэтр Гонен угощал всех своим лучшим вином.

Затем, по данному сигналу, все хватались за шпаги, и начиналась резня. Тогда вместо песен и смеха поднимался страшный гром битвы, стоны, угрозы, рев и отчаянные вопли умирающих.

Наконец раздавался заглушающий все звук трубы…

Трубы Сатаны, который призывал гостей в ад.

И в доме снова становилось тихо… Тихо, как в могиле.

Могиле проклятых.

* * *

Несчастная мать Бибианы умерла в том же году. Умерла, так и не обретя рассудка.

Небо дважды сжалилось над ней.

Чтобы ознакомить читателя с событиями, которые происходили после рассказанного выше и до того момента, где начинается наш эпилог – а начинается он спустя пять месяцев после казни Гонена и двенадцати ларошельцев, – мы не можем сделать ничего лучшего, как позаимствовать несколько строк из превосходной «Истории Франции в правление Людовика XIII» господина Базена.

Прежде – история, лишь затем – вымысел. Впрочем, здесь истина столь драматично связана с басней, что, надеюсь, никто из вас не пожалуется на это извлечение.

«Шале, – говорит Базен, – принял участие в заговоре против кардинала де Ришелье спустя несколько дней после ареста маршала д’Орнано; но, тронутый упреками одного друга, признался во всем министру. Ришелье оценил его раскаяние, но не забыл обиды, а “этот несчастный дворянин”, как называл его кардинал, вскоре втянулся в новую интригу. Во время пребывания двора в Нанте случилось так, что один из сыновей графа де Грамона, по имени Лувиньи, постоянный спутник и товарищ графа де Шале во всех его удовольствиях, искал случая поссориться с графом де Кандалем. Шале отказался содействовать ему в этом, и Лувиньи в отместку за такое предпочтение сделался доносчиком на своего друга.

Кардинал присоединился к королю в Нанте в то время, когда собирался совет по делу так называемого “заговора Шале”, и к парочке безрассудных речей, которые тому приписывали, присовокупил один малозначительный факт. По словам доносчика, граф послал нарочного к маркизу де Лавалетту, чтобы узнать, сможет ли герцог Анжуйский, покинув двор, найти безопасное убежище в Меце (8 июля). Его тотчас же арестовали, вытащив из постели, и приставили к нему ротного офицера шотландского полка, на которого была возложена весьма благородная обязанность выслушивать жалобы обвиненного, дабы добавлять их потом к его преступлениям.

Но то было еще не все. Королева противилась браку своего деверя с мадемуазель де Монпансье. Анна Австрийская знала, что именно герцогиня де Шеврез, ее подруга и наперсница, побудила графа де Шале к действию, и каждый день из тюрьмы, где тот сидел в заточении, приходили какие-нибудь признания, истинные или вымышленные, которые возбуждали в королеве самые гнусные подозрения.

Однако брак этот все-таки состоялся. Услышав из тюрьмы пушечные выстрелы, возвещавшие об этой церемонии, граф де Шале воскликнул, подняв глаза к небу: “О кардинал, как велика твоя власть! ”

Это восклицание, которое польстило самолюбию Ришелье, не смягчило, однако же, его гнева. Посреди праздников и всеобщего веселья, дело несчастного было передано в суд. Одним словом, давно уже все было подготовлено для объявления обвиняемого виновным. Сам же он надеялся на помилование через откровенное признание во всех своих прегрешениях, и кардинал лично выслушивал его исповедь. Два письма, адресованные узником королю, свидетельствуют о его чистосердечии и вместе с тем о надежде на прощение, которую ему подавали. Между тем собрались судьи. Были заслушаны только три свидетеля – донесший на него друг и двое стражников. Кроме того, предъявлено было показание Месье, подписанное в присутствии короля, его матери, кардинала и комиссаров, содержавшее мнения и советы, которые тот получал от обвиняемого. После пятидневного рассмотрения дела, 17 августа, приговором судебной палаты объявлено было, что “он виновен в оскорблении его величества и в наказание за вышесказанное преступление подвергнется пытке для установления его сообщников, затем будет обезглавлен на эшафоте, после чего голову его насадят на пику, тело четвертуют и куски его повесят на соответствующее число виселиц; все имущество его будет конфисковано, а потомство лишено прав дворянства и низведено на самую низкую степень”. Король, которого мать преступника умоляла в самых трогательных выражениях, полагал, что оказал ей милость, велев исключить из приговора все, что было самого бесчестящего и бесполезно жестокого: он велел произвести только допрос перед казнью и распорядился, чтобы тело и голова были отданы матери для погребения».

* * *

Таким образом, не успел несчастный Шале, побывав во Флери, получить прощение от Ришелье, как вновь оказался во власти кардинала, поучаствовав в новом заговоре против его преосвященства…

Однако что бы там ни говорили о жестокости Ришелье, нельзя не признать, что порой для этой жестокости имелись все основания.

Доставленный в Фонтенбло господином де Лагизоном вместе с пятью другими заговорщиками, Шале, как и его товарищи, сперва получил самый строгий выговор от короля. «Я не допущу, – вскричал Людовик XIII, – чтобы кто-нибудь осмелился встать между мной и моим первым министром! Ваша судьба находится в руках его преосвященства. Пусть они ее и решают».

Его преосвященство решили все забыть – на время. За исключением великого приора де Вандома, который был арестован спустя несколько дней и препровожден в Амбуазский замок, двенадцати ларошельцев и Гонена, которые были повешены, никто больше не мог пожаловаться на злопамятство господина де Ришелье.