Я вспомнил, что в момент смерти первым знаком необратимого угасания служит переживание тяжести. Подумал, что, наверное, именно так это и ощущается: когда я вернулся к стене и сел, возникло ощущение, что мое тело под тяжестью своего веса может провалиться под землю. Такое происходит, когда растворяется элемент земли.
Мы знакомы с угасанием чувств, которое происходит во время засыпания. Пять элементов также растворяются один за другим каждую ночь во время глубокого сна, но это настолько тонкий процесс, что мало кто его осознает. Однако во время смерти растворение элементов становится настолько же выраженным, как и угасание чувств, и мы можем непосредственно переживать разотождествление формы и сознания.
Элементы нашего физического тела обладают пятью качествами: плотностью, текучестью, теплотой, подвижностью и открытостью. В буддийской традиции они обозначаются как пять элементов: земля, вода, огонь, воздух (или ветер) и пространство. Из них состоят все явления. В конце нашей жизни их растворение могут наблюдать те, кто ухаживает за больным, а сам умирающий переживает этот процесс непосредственно. Хотя мало кто может отследить растворение элементов во время засыпания, многие говорят о соответствующих переживаниях, даже если не могут объяснить их причину. Некоторым кажется, что они словно проваливаются в сон, чувство тяжести толкает их вниз, и причина этого – растворение элемента земли. А ощущение, будто мы плывем, связано с растворением элемента воды.
Эти элементы не стоит воспринимать слишком буквально. Земля предполагает плотность и тяжесть. Она поддерживает нас, как фундамент дома, и, когда эта основа рушится, мы испытываем ощущение падения. Когда мы говорим об элементе огня, мы представляем не языки пламени, возникающие в результате сгорания топлива и кислорода, но скорее жар, тепло или ощущение жжения. Растворение элементов во время процесса засыпания – это бледное отражение того же процесса, разворачивающегося во время умирания. И во сне, и во время смерти каждый элемент поглощается другим, так что в конце пространство растворяется в самом себе – или, иначе говоря, пространство растворяется в сознании.
Эти пять элементов существуют с безначальных времен и возникают из исходного основания пустотности. Из них состоит вся материя, включая и нас самих. Знание об элементах обеспечивает фундаментальную связь с каждой формой жизни во всей Вселенной. Мы все живем в одном взаимозависимом поле естественных сил, которые управляют материей, и утешением нам может служить понимание того, что, когда мы умрем, течение наших мимолетных жизней завершит полный круг, вернувшись к состоящему из элементов началу.
Элемент земли относится к плоти и костям, самым плотным частям нашего тела. Когда мы умираем, он растворяется в элементе воды. Силы покидают нас, и мы часто испытываем чувство падения или погружения.
Элемент воды относится к жидкостям тела. Когда в процессе умирания он растворяется в элементе огня, нам кажется, что мы парим и испытываем жажду. Тело иссыхает, ток крови замедляется, пока не останавливается полностью, губы становятся запекшимися, кожа высыхает, слизь сгущается.
Когда элемент огня растворяется в воздухе, мы не можем удержать тепло. Конечности холодеют, хотя сердце остается теплым, и может казаться, что оно горит.
Воздух, который мы вдыхаем, или ветер, поддерживает все в движении. Когда элемент воздуха растворяется, дыхание становится затрудненным.
Пространство – это основа всех явлений, включая наши тела. Без пространства другие элементы не могут существовать.
Мой ум обратился к этим учениям, которые описывают, как подготовиться к смерти и что происходит с телом и умом, когда мы умираем. Но моя мотивация не была достаточно сильной, чтобы сосредоточиться на конкретных наставлениях. Они приходили и уходили, как прилив. Я все еще считал, что инфекция пройдет сама собой, как огонь, который свирепствует, пока не исчерпает себя, и что в любой момент сила спазмов уменьшится. Как и все мои знакомые, я много раз страдал в Индии от кишечной инфекции и точно знал, что они не смертельны. Но никогда прежде я не питался объедками. Я принимал здоровую пищу как должное. Когда я изучал нищих в Бодхгае, я считал, что они выглядят слабыми и изможденными из-за недостатка пищи. Я не понимал, что их тела, должно быть, также страдают от испорченной еды. Мне казалось, что в своих пищевых привычках они приспособились к ситуации, подобно животным, которые живут в лесу и ограничены в выборе. Я не понимал, что их пища, какой бы скудной она ни была, сама по себе может пагубно сказываться на состоянии их тел. Теперь я видел, что они столь же уязвимы, как и я, и что страдание их тела, должно быть, мучительно. Я все еще не осознавал, что теряю больше воды, чем пью, и что у меня начинается серьезное обезвоживание.
У меня был очень близкий друг, практически брат, монах из Шераб Линга, которого я встретил, когда мне было одиннадцать лет. Два года спустя мы вместе ушли в трехлетний ретрит. Мы оба были хорошими учениками, и он был моим помощником, когда я стал ретритным мастером в следующем затворничестве. Однажды, когда я путешествовал по Европе, он позвонил мне из Индии и сказал, что у него рак желудка: «У меня последняя стадия, и я не могу есть».
Я спросил его: «Как ты себя чувствуешь?»
«У меня нет сожалений, – ответил он. – Всю жизнь я медитировал на непостоянстве и тренировался в бардо. Я готов, так что не волнуйся за меня. Но, пожалуйста, молись за мое тело».
Несмотря на то что мой друг не боялся физической смерти, его постижение не вышло за пределы тела. Он еще не умер в бардо этой жизни. Пока мы используем концептуальный ум, чтобы отождествляться со своим телом из плоти и крови, и используем органы чувства, чтобы воспринимать относительную реальность, мы будем испытывать физическую боль. В случае с моим отцом все было совсем по-другому.
За несколько лет до своего ухода он сильно заболел, и в общине пошли слухи, что Тулку Ургьен близок к смерти. Среди его учеников были и западные врачи, и тибетские, и они собрались в его маленькой комнате в Наги Гомпе, чтобы обсудить лечение. Снаружи было холодно, внутри тоже – никакого отопления, а бетонные стены наполняли комнату отца сыростью и холодом. Кроме того, вода также была не очень хорошего качества, что, возможно, ухудшало его состояние. Один из моих старших братьев приехал навестить отца и уговаривал его переехать в более благоприятный климат, например в Таиланд или Малайзию. Но отец отказался. Он сказал: «Выглядит так, что я болен, но на самом деле больше нет никакого концептуального тела. Я чувствую себя отлично. Чтобы ни случилось – пришло ли время уйти или нет, – все в порядке. Я не страдаю».
Распознавание сияющей пустотности – это переживание смерти до того, как мы умрем, это умирание в бардо этой жизни. Когда это происходит, тело из плоти и крови больше не работает как фильтр или якорь для ума. Хотя для стороннего наблюдателя оно будет выглядеть обычно, для просветленного ума оно станет так называемым иллюзорным телом. Оно больше не реально в общепринятом смысле, но существует – для пробужденного ума – больше как отражение, как голограмма. В этом состоянии тот, кто пробудился к собственной бессмертной пустотности, будет переживать умирание не как конец всего, а лишь как переход.