Навстречу миру - читать онлайн книгу. Автор: Хелен Творков, Йонге Мингьюр Ринпоче cтр.№ 27

Ньошул Кхен не говорил на хинди, но ему нравилась работа, и он спокойно жил в комнате для прислуги. Тем временем люди заволновались, куда он пропал. Спустя три недели его нашли в отеле, оплатили счета и вернули в монастырь. В этот момент он решил снова увидеть Шестнадцатого Кармапу и поехал в Румтек, главную резиденцию Его Святейшества в Сиккиме.

Кармапа сказал: «Кхенпо, вам так повезло. Вы знаете, почему вам повезло?»

Ньошул Ринпоче ответил: «Нет, не знаю. Почему же?»

«Потому что, – сказал ему Кармапа, – вас уволил тулку, и теперь вы свободны».

Кхенпо вернулся в свою комнату, все еще размышляя о том, почему же ему повезло. Он размышлял о своих встречах с Кармапой: «Сначала он сказал, что мне не стоит заниматься политикой. Теперь он говорит, что мне повезло». Неожиданно он подумал: «Я всю жизнь тренировался в искусстве превращать препятствия в возможности. Сегодня я наконец понял это. Я воспользуюсь тем, что у меня нет работы, нет денег и нет обязательств».

В этот момент он принял решение странствовать. В течение трех лет Ринпоче чередовал жизнь в монастыре с жизнью садху на улице. Все в Ньошуле Кхене вдохновляло меня: его способность грациозно ходить, постоянно удерживать осознавание, учить, а также жить, как нищий. Он умер двенадцать лет назад, и сейчас я скучал по нему больше, чем когда-либо прежде. Жаль, что я не расспросил его о жизни садху.

Я отошел от реки, чтобы подняться по узкой дорожке, которая вела на верх гхатов. В этом районе много магазинчиков с одеждой, и я остановился, чтобы купить одеяние садху. Я выбрал два отреза крашенного шафраном хлопка: один – чтобы обернуть вокруг талии как дхоти, другой – чтобы накинуть на плечи. Я не стал надевать их прямо в магазине, но положил в рюкзак. Пусть я дерзко отвечал царю Менандру, утверждая, что я – не мои одежды, но сейчас стало очевидно, что часть моей идентичности жила в отрезе бордового хлопка размером два на три метра. Несмотря на то что отказ от монашеских одежд мог означать смерть, к которой я так стремился, я просто не был к этому готов. Мне стало любопытно, сменил ли Кхен Ринпоче свои бордовые накидки на одеяние садху. Жаль, я не спросил. Интересно, были ли у него сандалии или он ходил босиком?

Я прошел где-то полпути по ступенькам одного гхата, когда наткнулся на чайный ларек в тени. Заказал сладкий масала чай и стал смотреть на набережную, которая тянулась вдоль реки. Для большинства туристов было слишком жарко, а обезьяны, как всегда, выглядывали, чем бы поживиться. Несколько садху и обнаженных, покрытых пеплом шиваитов – индуистов, которые почитают Шиву как верховного бога, – медленно передвигались под испепеляющим зноем со своими бренчащими трезубцами.

Сидя в чайной, я снова находился в промежутке, как и в любой другой момент в последние два дня. То, что на мне все еще были тибетские одежды, лишь подчеркивало это. Я уже много раз посещал гхаты, и благодаря тому, что обстановка была мне знакома, эта чашка чая стала расслабленным перерывом перед тем, как я вернусь в шумный и переполненный вокзал и приступлю к своему ретриту или продолжу ретрит, который уже начал и в котором нахожусь прямо сейчас. Я все еще чувствовал себя не в своей тарелке, когда самостоятельно заказывал чай и вручал деньги, но в данный момент наслаждался спокойствием.

В тибетской традиции мы обращаем внимание на три аспекта ретрита: внешний, внутренний и тайный. Внешний относится к окружающей обстановке. Какие-то условия более, чем другие, способствуют прерыванию наших повторяющихся привычек и изучению внутреннего пейзажа ума. Но путь Дхармы побуждает нас развивать врожденные, неизменные качества, не зависящие от внешних ситуаций. Если у нас есть возможность оказаться в таких благоприятных обстоятельствах, чудесно. Это очень полезно, особенно для новичков. Но было бы неправильно считать окружающую обстановку настоятельной необходимостью. Что на самом деле важно – так это готовность познать глубины своего ума.

Я был уверен, что при правильном намерении вокзал в Варанаси – столь же совершенное место для медитации, как зал в храме или цветущий сад. В конце концов, я не новичок, и восприятие определяет обстановку, а не наоборот. Однако вокзал в Гае, поезд до Варанаси и потом сидение на полу с бездомными поколебали мое умственное спокойствие. Теперь мне надо было переместить свое тело туда, где мой ум обрел бы равновесие. И опять же не было смысла притворяться, что я могу вынести больше, чем на самом деле способен.

Внутренний ретрит относится к физическому телу. Поскольку мы увеличиваем или уменьшаем страдание через физические действия и речь, внутренний ретрит означает, что мы создаем такую обстановку, которая ограждает нас от сплетен и злословия, от веществ, которые замутняют ум, или от бытовых ситуаций, в которых проявляются леность или нетерпение.

Еще с детства я соблюдал обеты, которые направляли мое поведение и речь, и моя дисциплина никогда не нарушалась. Я также знал, что мне придется проводить различие между нарушением культурных условностей и настоящим нарушением обетов. Например, если тулку сидит на полу – это противоречит тибетским обычаям. В некоторых монашеских традициях еду не подают после полудня; в других вечером можно глотать жидкую пищу – пить сок или суп, – но нельзя жевать. Я вегетарианец, но во время своего ретрита был готов есть все, что мне подадут, и не собирался контролировать график приема пищи. Главные обеты, которые относятся к непричинению вреда, воровству, лжи и так далее, – это не просто определенные правила поведения. Они способствуют бдительности и помогают осознать те склонности, которые ведут к цеплянию. Признавая нарушение обета и признаваясь в этом, мы очищаем ум и восстанавливаем кармическое равновесие. Но если не отсечь саму привязанность, нежелательное поведение будет повторяться.

Когда я был маленьким и жил в Наги Гомпе, у моего отца был ученик из Германии. Он обладал самым дорогим горным велосипедом, который только можно было купить за деньги, и ездил на нем из Катманду в Наги Гомпу, и не по узкой грязной тропинке, а через лес. Он перепрыгивал на нем канавы и ручьи и иногда взбирался прямо на вершину горы Шивапури, что позади монастыря. Казалось, велосипед летит по воздуху, а колеса его не касаются земли. Этот человек был таким прекрасным велосипедистом, что иногда спорил с непальцами на деньги, кто быстрее спустится в долину.

Однажды он сказал моему отцу: «Я слушал, как вы учите о важности умения все отпускать, и не знаю теперь, что мне делать с велосипедом».

Отец ответил: «Я знаю, ты любишь свой велосипед. Но если ты избавишься от него, это не поможет тебе отпустить привязанность. На самом деле, она может даже усилиться».

Этот человек испытал одновременно и облегчение, и замешательство. Отец объяснил, что желание избавиться от чего-либо тоже возникает из зациклившегося ума. «Если ты испытываешь привязанность к велосипеду и отказываешься от него, твой ум прикипит к этому объекту – твой он или нет – и, возможно, ты даже будешь гордиться своим поступком. Если ты не будешь работать с привязанностью, ум будет цепляться то за одну вещь, то за другую. Тебе нужно отсечь ее, и тогда ты будешь волен выбирать, оставить себе велосипед или нет. Не отталкивай, не притягивай. Выбирай середину, и постепенно ты преобразуешь привязанность в открытый ум, который позволит сделать правильный выбор».