Навстречу миру - читать онлайн книгу. Автор: Хелен Творков, Йонге Мингьюр Ринпоче cтр.№ 22

Я просканировал свое тело, как делал, когда был ребенком и искал себя. Я – определенно не мои ногти, зубы, кожа.

Монах сказал, что его сущность не может быть обнаружена ни в чем вышеперечисленном.

Тогда царь спросил, был ли монах …чувством удовольствия или боли, либо восприятием, желанием, состоянием сознания?

Быть уверенным в том, что я не часть тела, было проще, чем быть уверенным, что я не восприятие или состояние сознания, ведь несколько раз за последний день чувства сокрушали мое умственное спокойствие. Я был готов дать голову на отсечение, что я – не мое смущение, не мой провал, или моя гордость, или моя паника. Тем не менее эти эмоции, где бы они ни прятались, кололи меня, как булавки.

Тогда царь обвинил монаха во лжи: «Ты сказал, что ты Нагасена, хотя такой личности не существует».

В этот момент они поменялись ролями. Теперь монах спросил царя, как тот добрался до этого места. Царь ответил, что он приехал на колеснице.

Тогда монах спросил: «Колесница – это ее ось, колеса, упряжка, вожжи?»

Был ли поезд в Варанаси колесами, вагоном, двигателем, металлическим каркасом?

Царь сказал, что колесница – ни одна из этих частей.

Тогда монах спросил, есть ли что-то отдельное от этих частей, что было бы колесницей? Царь ответил: «Нет».

Тогда Нагасена заявил, что царь тоже лжет: «Ты сказал, что приехал на колеснице, но не можешь сказать, что же из этого колесница».

На это царь ответил: «Я не лгу, ибо в силу этих частей колесница существует как имя, как понятие, общепринятое употребление».

«Именно, – согласился монах. – В силу моего тела, чувств, восприятия и так далее Нагасена существует как понятие, общепринятое употребление, имя. Но в абсолютном смысле нельзя обнаружить никакой личности».

Это был конец диалога, как я его запомнил. Хорошо, итак, я не моя медитация, не мои роли, не мой особый статус. Кто встанет с койки? Кто испытывал такое напряжение в зале ожидания? Где обитают паранойя и смущение? Как они возникают? Если их нигде нельзя обнаружить или воспринять через органы чувств, если их форма – их размер и вес – движутся подобно облакам, тогда они пройдут. Где пройдут? Мои руки не могут удержать их. Ох уж этот ум. Причиной каких проблем он может стать!

Пустотные умы, пустотные тела, пустотные эмоции, но не ничто. Волны, которые появляются на поверхности как эмоции, желания и отторжение также пустотны, и их сила пустотна. Но пустотная сила пустотной волны обладает пустотной способностью сбить с толку ум, который также, по сути, пустотен, но не знает этого и загроможден разными представлениями. Но если мы не создаем историю вокруг волны, тогда пустотная вода растворяется в пустотном океане, как капля, которую выливают в воду. Никаких проблем. Сами по себе эмоции – не проблема. Проблема в том, как мы к ним относимся.

Несмотря на то что наши сны заставляют нас просыпаться со смехом, плачем или криком, мы говорим, что они нереальны, в то же время настаивая, что страх, паника, гордость и смущение – реальны. Мы помещаем себя в свои сны и говорим: «Это не настоящий я». Мы помещаем себя в свои страхи и заблуждение и настаиваем, что они и есть настоящий я.

Это тело реально? Существует ли вообще «настоящее я» или «ложное я»? Нагасена утверждает, что его имя, положение, части тела и так далее – не ложные. Точно так же мое имя, тело, страхи и омрачения – не ложные. Термин «не-я» не значит «ложный я». Но оно и не настоящее в том смысле, в котором мы привыкли считать. Мы наделяем себя и мир вокруг нас качествами прочности, независимости и неизменности, но на самом деле не обладаем ими. Наше восприятие ложное. Объекты нашего восприятия – ни ложные, ни подлинные.

Миллионы людей умирают каждый год, но если нам или нашим близким поставят смертельный диагноз, мы задаемся вопросом: «Как это произошло?» Но еще большее удивление выражает вопрос: «Как нам удается придерживаться такого очевидно ошибочного восприятия?» Мы не можем ухватить его руками. Мы не можем связать его цепями. Только ум способен поддерживать абсолютно ложные притязания на то, кто мы есть. Есть только одно препятствие, которое не дает мне увидеть мою сущностную пустотность – ум-облако, который застрял в неизменности смущения или в привязанности к ролям, в неспособности или нежелании отпустить это облако. Это понимание не вернуло мне легкость и непринужденность, но я снова был готов подбросить дров в огонь.

Для того чтобы осознать, что жизнь – это и есть изменения, нам достаточно посмотреть на себя и на своих близких. Это даст нам даже больше информации, чем нужно. Но мы не хотим видеть этого, и отрицание становится причиной дуккхи, что переводится с санскрита как «страдание». Дуккха может принимать разные формы: от мучений и агонии до неудовлетворенности, волнения, возбуждения и раздражения. Все эти варианты отражают умственное беспокойство, которое возникает, когда мы подменяем реальность как она есть такой, какой мы хотели бы ее видеть.

Мой собственной опыт научил меня: пусть мы часто получаем урок непостоянства, старые привычки возвращаются, и нам нужно проходить его снова и снова. Коварство привычного ума мне наглядно продемонстрировал один эпизод из моего детства в Нубри. Наш дом располагался на вершине холма, а мальчишки моего возраста жили внизу. У нас был свой тайный сигнал: я выскальзывал из дома, складывал руки у рта и издавал звук, похожий на крик кукушки: «Ку-ку-у-у». Если они слышали меня, то куковали в ответ, и мы бежали в рощу, где росли высокие деревья. Их стволы и ветви с возрастом изогнулись, некоторые образовывали арки, другие переплетались друг с другом или склонялись к земле.

В этой роще мы соревновались – кто залезет на дерево быстрее и выше всех. Как обезьяна, я цеплялся за ветку одной рукой, а потом перекидывал себя на следующую. Однажды, когда я перебирался так с ветки на ветку, раздался громкий треск. Я приземлился на спину, одежда закрыла мое лицо. Я все еще держал в руке сломанную ветвь. Когда я наконец освободил голову, то увидел, что сверху на меня смотрит бабушка. Я не шевелился и ждал, когда она начнет ругать меня за то, что я ускользнул из дома. Вместо этого она мягко сказала: «Дай мне эту палку. Я хочу тебе кое-что показать». Я сел и протянул ей ветку. Она объяснила мне: «Ты считал, что она прочная и крепкая, но взгляни. Под корой дерево было трухлявым и мягким, как грязь».

В следующие дни я часами думал про то дерево, пытаясь осознать, что вещи не такие, какими кажутся. Мои глаза обманули меня. Дерево предало меня. Если я не мог доверять внешним проявлениям, тогда на что можно было положиться? Мне хотелось определенности. Я хотел, чтобы ветка пообещала мне, что она не сломается и я не упаду. Как мы можем жить в мире, в котором нет определенности и предсказуемости, где ни на что нельзя положиться, даже на секунду? Эта мысль была невыносима.

После этого, соревнуясь с другими мальчишками, я проверял каждую верхнюю ветку прежде, чем отпустить нижнюю. Но по большей части этот опыт дал мне урок, который надо было проходить снова и снова. Что нужно сделать, чтобы воспринимать дерево как процесс, а не как объект? Как живущуюумирающую форму, которая растет, стареет, умирает и преображается? И как быть с человеком, которого мы любим больше всего на свете, или… что насчет нас самих?