Несносный ребенок. Автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Люк Бессон cтр.№ 44

После бесконечных хождений в Торговый суд и обратно из-за забытых или неверно заполненных бумаг, я собрал наконец полный пакет документов. Теперь мне следовало перечислить средства на временный счет компании, которую я назвал «Фильмы волка», и эти средства должны были быть заблокированы на счете в течение трех месяцев. Я так боялся провала, что не стал называть свою компанию «Фильмы дельфина».

Знакомый банкир работал в Куломье и ничего не знал о кино, а потому он направил меня к своему коллеге, который специализировался на аудио-видеопроизводстве в отделении «Магдалина» Союза банков Парижа.

Я должен был внести туда тысячу франков – необходимый минимум для компании по производству короткометражных фильмов.

Я собирал деньги со всех, с кого только мог, включая бабушек, и вложил все деньги, полученные на Рождество, чтобы набрать искомую сумму.

В следующий понедельник я гордо выложил чек перед своим новым банкиром. Тот сделался красным, как его галстук, а улыбка у него получилась каменной. Ничего, я с этим справлюсь.

Прошло несколько недель, и моя первая кинокомпания была учреждена. Честно говоря, за этим ничего особенного не последовало, зато я заказал себе визитные карточки.

Однажды утром мой банкир оставил для меня сообщение на автоответчике. Он хотел меня видеть. Я надел красивую сорочку и направился в Париж.

В его кабинете было уныло. С улицы доносился обычный городской шум. Банкир играл со своим карандашом, перекидывая его из одной руки в другую. Встреча со мной безусловно была для него не самой волнующей.

– Итак, теперь, когда у вас открыт счет, каковы ваши планы? – спросил он меня без энтузиазма.

Он застиг меня врасплох, я ничего не подготовил к нашей встрече. У меня были кое-какие идеи, долгосрочные проекты, но я решительно не знал, что он хотел от меня услышать. Я опасался проявить слишком много амбиций, так же, как и показаться недостаточно амбициозным. Поэтому я изложил ему несколько идей короткометражек, рассказал о фильме, куда меня, возможно, возьмут первым помощником режиссера, о художественном фильме, сценарий которого начал писать. Я чувствовал себя полным ничтожеством, и у меня на лбу выступили крупные капли пота. Я явно не умел себя продать, все мои усилия были тщетны, и мой банкир уже начал дремать.

В завершение своей речи я сказал, широко улыбаясь:

– Во всяком случае у меня все отлично!

Моя фраза упала плашмя, как коровья лепешка. Банкир вежливо улыбнулся, открыл ящик, достал из него мой чек на тысячу франков и положил передо мной. В первый момент я ничего не понял и принялся объяснять, что не намерен менять банк.

– Нет. Я возвращаю вам ваши деньги, так как у нас слишком много мелких счетов, и нам приходится слишком много работать практически без отдачи, – сказал он холодно.

Я боялся уразуметь, что он говорит.

– Но… то есть… вы не верите в меня? – спросил я с вымученной улыбкой.

Банкир с минуту смотрел на меня, изучая и оценивая.

– Нет. Вовсе нет, – наконец бросил он, снисходительно улыбаясь.

Все во мне оборвалось. Все эти долгие годы я собирал понемногу некое подобие силы, уверенности, чтобы построить хоть что-нибудь. Все испарилось.

Я всего лишь кусок дерьма, мечтающий о будущности, которая никогда не наступит. Во взгляде банкира я не заметил даже тени сострадания, волнения, сожаления. Ничего. Он смотрел на мою агонию, как смотрят на недобитую муху. Меня охватило желание дать ему в морду, но я знал, что это не выход и что расплакаться перед ним значило бы оказать ему слишком много чести. Тогда я поднялся и, твердо глядя ему в глаза, сказал:

– У меня будет к вам одна просьба: запомните хорошенько мое имя, меня зовут Люк Бессон.

Я постарался как можно четче это произнести. Банкир улыбнулся с вершины своей крепости:

– Я запомню.

Я почувствовал себя мышью, которая только что угрожала кошке.

Выйдя из кабинета, я хлопнул дверью, как в бульварной пьесе. На улице, рыдая, я рухнул на скамейку. Я больше не знал, что мне делать. Не знал, куда идти. Я даже не находил повода подняться с той скамейки.

Справа я увидел церковь Святого Августина. Веры у меня больше не было. С этой стороны мне не стоило ожидать поддержки.

Слева, вдалеке, была церковь Святой Марии Магдалины, памятник архитектуры. Памятник прекрасный, но я не понимал, для чего он служит. С этой стороны помощи тоже ждать не приходилось, и я продолжал рыдать.

Так вот кто такой бездомный! Человек, который присел на скамейку и не нашел повода с нее подняться. Я представил себе свою жизнь на этой скамейке. Но то был ложный след.

Я все же предпочел бы найти себе пляж.

Потом, через несколько часов, глазам стало нечем плакать, и печаль ушла. Инстинкт самосохранения взял верх и снова завел машину. Тело само начало движение и привело меня домой, не дожидаясь команды разума. Не знаю, скольких людей убил этот банкир за свою жизнь, но я избежал смерти, которую он мне уготовил.

Когда снял уже несколько фильмов, я перед каждым премьерным показом отправлял тому банкиру не-приглашение. На «Последнюю битву», «Подземку», «Голубую бездну», «Никиту» и «Леона».

Мне хотелось быть уверенным, что он запомнил мое имя. Правда, сам я давно уже позабыл, как его звали.

Отец подыскал мне на несколько месяцев жилье. У некоторых управляющих туристскими деревнями имелось в Париже временное пристанище, где они останавливались в межсезонье. Собственник маленькой квартирки на площади Гамбетта, в которую я вселился, работал в Мексике. Помимо спальни, в моем распоряжении оказались душ, маленькая кухонька и небольшая гостиная. Для меня это был Версаль.

Чтобы не валяться, свернувшись калачиком, и не сойти с ума, я нашел себе занятие эпохи легионеров. С полудня я рыскал по столице в поисках работы. В семь вечера я ел в «Макдоналдсе», как раз перед восьмичасовым сеансом в кинотеатре, и ровно в 23:00 возвращался на площадь Гамбетта. Там я заваривал чай и выкладывал перед собой десять чистых листов бумаги. Я запрещал себе идти спать, пока их не испишу. В шесть утра со двора до меня доносился запах свежих круассанов. Значит, открылась пекарня. Я спускался, покупал багет, который был таким горячим, что обжигал мне пальцы, и поднимался к себе. Разрезав багет вдоль, я намазывал его соленым сливочным маслом, а сверху – клубничным конфитюром. Все это я поглощал меньше чем за минуту.

В семь часов пора было ложиться спать. Будильник звонил в 11. Я перечитывал десять исписанных ночью страниц. Обычно я находил их чудовищными. Оставлял два-три диалога, несколько сценок, остальное отправлялось в помойку. Самую обычную, а не Национального центра кинематографии.

Я написал уже двести страниц «Залтмара Блероса», но это было не то. Получалось похоже на рассказ ребенка о своих каникулах. Я выбросил двести страниц в мусорное ведро и написал еще двести. Получилось немного лучше. Теперь это было похоже на рассказ подростка о своих фантазиях. Но и эти двести страниц в конце концов отправились в мусорное ведро.