Страна слепых, или Увидеть свет - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дашков cтр.№ 45

«Иди ко мне, — зашептала Красная Ртуть. — Тебя ждут уютный дом, теплый душ, мягкая постель и долгая-долгая ночь в моих объятиях…»

«Чего тебе еще надо, мудило? — возбудился Крысяра. — Думаешь, твоя бритая предложит что-нибудь получше?»

«В самом деле, почему не пользуешься, пока зовут? — подал голос безымянный новичок. — И заметь, не требуют оставить нас снаружи. Так что отдохнем вместе. Душой и телом. Ну, давай же, не будь дерьмом!»

«Эй, подсаженный, заткнись, — прорычал Счастливчик. — Тебе же сказано: там нет света, одни огни».

«Ну и чем огни хуже твоего гребаного света?»

Я и сам хотел бы услышать ответ на этот вопрос, но не успел. Кто-то постучал в боковое стекло.

Плохо дело — меня застали врасплох. Красная Ртуть заглушила сигналы тревоги. Одно утешало: когда хотят убить, как правило, не предупреждают о своем появлении тихим вежливым стуком.

К тому моменту совсем стемнело. За стеклом был виден только чей-то узкий силуэт. Я разблокировал дверцу. Думал, Лора решила переночевать со мной в машине или по крайней мере проведать больного попутчика, но оказалось, что это Роза. Вот уж не ожидал.

Снаружи потянуло дымком. Старуха забралась на переднее сиденье. От нее приятно пахло — так пахнет сухая трава ранней осенью. И ни малейшего запаха немытого тела, пота или специфической кротовьей вони, хотя все, включая оседлых, давно забыли, что такое душ и канализация.

Некоторое время мы сидели молча. Не знаю, что именно Роза видела своим внутренним глазом, но, подозреваю, особого удовольствия от этого она не получала. Такой «дар» — почище проклятия. Кому понравится проходить сквозь стены, когда за ними по большей части переполненные сортиры?

Наконец она протянула мне самокрутку. Ага, значит, что-то вроде трубки мира? Грех отказываться. Я попыхтел немножко. Хотел вернуть косяк Розе, но она отказалась, мотнув головой совсем по-зрячему. Ладно, старушка, если тебе хватит, я докурю сам. Может, как в прежние времена, прочищу каналы. А ты уж, будь добра, прикрой мою задницу — здесь, внизу. Прояви гостеприимство. При этом я еще пару-тройку затяжек осознавал, что непростительно доверчив для бродяги, который надеется дожить до утра.

Дымок, старый приятель, уже развешивал в ночи свои гирлянды, вытесняя потихоньку бредятину, лихорадку и голоса других, бормотавших предупреждения, нашептывавших проклятия или напевавших от удовольствия. По телу разлилась благодатная истома. Внутри «брабуса» сделалось уютно, а о безопасности я уже не вспоминал. Темнота по ту сторону лобового стекла распалась на множество гибких искрящихся теней, которые текли, оставаясь на месте, — прекрасный танец пустоты, недоступный ни наяву, ни в сновидении, но застигнутый врасплох благодаря Дымку…

Я целиком погрузился в этот карнавал светлячков, потеряв представление о времени, и тут Роза спросила:

— Ты никогда не попросишь о помощи, верно?

Я пожал плечами. Просто было лень объяснять, что дело не в гордыне. Да и кому нужны объяснения — этой старой умнице с внутренним глазом?

— Как хочешь. Дымок все равно полечит тебя, и вера ему не нужна. Впусти его. Не сопротивляйся.

Хотелось сказать: «уже». А разве нет? Мне казалось, я и не сопротивлялся. Но, может, то был не я? Дымок изгнал прикосновения Красной Ртути из памяти моей кожи, остудил голову, выскоблил носоглотку и легкие, но что-то застряло в костях — будто невидимый зверь в клетке или свет, запертый среди зеркал. Дымок вился вокруг, манил на свои земляничные поляны и мягкие холмы. Он такой деликатный и понимающий все, даже то, чего невозможно понять. Он со мной одной крови, он и есть моя дымная сизая кровь. Течет во мне, прорастает каннабисом из моего будущего праха. Этот шум в ушах — шорох его листьев, но одновременно и рокот набегающих на берег океанских волн. Он становится ветром и наполняет обвисшие паруса моей мечты, а несбыточное становится ближе с каждым вдохом.

Зыбкой призрачной птицей поднимаюсь в восходящих потоках соленого воздуха. Вижу остров: сначала — как зеленовато-желтое пятнышко на горизонте, окаймленное пеной прибоя, затем — как рассыпавшуюся подо мной мозаику, фрагменты которой еще только предстоит сложить в нечто цельное, иначе они так и останутся осколками чужого сна, озаренными чужим светом. Но сейчас мне хватит и самой малости, как хватало рассказов Санты все эти годы.

Вот один из осколков: песчаный берег; полузасыпанный остов корабля; старик, стоящий у линии прибоя и внезапно поднимающий голову к небу, в котором нет ничего, кроме одинокого альбатроса.

Другая сторона медали: черная собака, издыхающая от голода на дне осушенного бассейна. В двух шагах от нее вертикальная лестница, по которой человек легко мог бы выбраться наружу. Луна заглядывает в рукотворную впадину и отражается в собачьих зрачках. На краю бассейна лежит труп мужчины в плавках. Лица не видно, но сложением он не похож ни на Санту, ни на меня.

Присутствие Дымка придает смысл тому, что давно его утратило, оправдывая потери бестолковой бродяжьей судьбой. Например, поискам Дома, в котором я никогда не был и в который, следовательно, не могу вернуться. Но ведь было же что-то в самом моем начале и до этого начала, кроме бесконечной дороги, и родов в придорожной канаве, и могилы матери у безымянного перекрестка, и молока, добытого ценой убийства…

Я вижу источник, бьющий из-под скалы. Рядом хижина; женщина с длинными золотистыми волосами чистит рыбу. Чешуя сверкает на солнце, и кажется, что на земле рассыпаны монеты.

— Ну и куда тебе надо? — спрашивает кто-то, шепча в правое ухо. Голос извне. Это не Роза; старуха сидит рядом, но все так же прямо, будто у нее стальная арматура в позвоночнике.

Я оборачиваюсь. Дымок соткал себя. Он принял облик молодого проныры — наверное, таким и должен быть торговец недвижимостью, вечной жизнью или воздухом. Развалился на заднем сиденье. Поглаживает одной рукой маску, другой — чучело вороны. Строгий темный костюм дымного оттенка. На безымянном пальце — серебряный перстень с дымчатым кварцем. В серых глазах — тлеющие угольки беспричинного веселья. Сероватая кожа не производит нездорового впечатления. Волосы то ли цвета пепла, то ли седые — в полутьме не разберешь, — но и седина не старит его, а намекает на богатый жизненный опыт, которым он не прочь поделиться.

В общем, он неотразим. Я протягиваю ему изрядно укоротившийся косяк. Дымок со смехом отказывается, выставляя перед собой руку. Ладонь гладкая, без линий — а к чему эти имитации судьбы, любви и так далее? Он в них не нуждается — сам себе судьба и любовь.

— Тебе не кажется, приятель, что это было бы слишком? — говорит он. — Хотя когда-нибудь, наверное, стоит попробовать. Чтобы узнать, как далеко я могу завести себя под кайфом. Но не сейчас — Красная Ртуть где-то поблизости.

Последнюю фразу он произносит чрезвычайно тихо, словно опасается, что сообщение достанется ушам, для которых оно не предназначено. Глядя на него, нельзя не улыбнуться. Он разговаривает с таким видом, что его слова не принимаешь всерьез. Наверное, напрасно.