Происхождение Чинкая (ок. 1169–1252) в точности неизвестно. Его называют и найманом, и уйгуром, и онгутом, но в большей мере он все-таки — китаец, поскольку свободно владел китайским языком. Чинкай де-факто был первым министром у Чингисхана с 1206 года, когда под его началом трудилось шестьдесят бюрократов. Он был одним из тех, кто «пил воду Бальчжуны», то есть заключал Бальчжунский договор
[2053], он же сопровождал неугомонного монаха Чан Чуня в долгом и сложном походе для встречи с Чингисханом в 1222–1223 годах. Чинкай поощрял развитие торгово-коммерческих связей монголов с мусульманскими купцами и даже брал их на службу финансовыми и налоговыми экспертами. Тем не менее во времена Чингисхана Чинкай не приобрел такой же значимости, какой добился при дворе Угэдэя. Чингисхан назначил хранителем печати тангута Тататонгу: этим назначением и объясняется особое внимание к уйгурской письменности и к уйгурским секретарям. Когда Чинкай стал канцлером Угэдэя, он все имперские указы и обсуждения записывал на монгольском, тюркском, персидском и китайском языках, исходя из того, что ограниченная система Тататонги могла использоваться служителями секретариата для личного обогащения; коррупция всегда присутствовала в монгольском сообществе, поскольку сами ханы больше думали о завоеваниях и славе, а не о деньгах
[2054].
Чингис на самой ранней стадии отметил одну из наиболее острых трудностей империи: на завоеванных территориях монголам приходится полагаться на местных администраторов, но насколько им можно доверять? Вместе с Чинкаем он придумал систему дарухачи — политических комиссаров, назначавшихся в ключевых городах, судах и военных командованиях; первое такое назначение фиксируется источниками в Пекине после его падения в 1215 году, хотя некоторые авторы позднее обнаружили косвенные свидетельства аналогичных назначений, относящиеся к 1211 году
[2055]. Подобно системе «син-шэн» у цзиньцев в Китае, эти комиссары, почти все — монголы, были личными посланниками хана, его полномочными представителями в завоеванных землях. Они собирали налоги, набирали войска из местных жителей, проводили переписи населения, отправляли подати ко двору хана. Они также осуществляли надзор за местными феодалами, знатью и национальным чиновничеством
[2056]. Существовала также категория служителей, именовавшихся баскаками; у них ранг был пониже, потому что они не были монголами. Ими были главным образом военные люди, посланные охранять дарухачей при исполнении обязанностей по сбору налогов. Со временем различие между баскаками и дарухачи истончилось до такой степени, что вошло в привычку использовать эти наименования как ярлыки для обозначения военного или гражданского начальника. На практике же, как обычно, торжествовала путаница, поскольку одни баскаки обладали полномочиями наместников, другие — таких полномочий не имели; ситуация усложнялась еще и тем, что ханы иногда направляли отдельных чрезвычайных и полномочных представителей
[2057].
Чинкай должен был решать проблемы, никогда прежде не возникавшие. Во-первых, монголы ничего не знали об особенностях жизни оседлого населения. Они были кочевниками, воинами, всю жизнь проводили в седле и никогда не сталкивались с чиновниками, канцеляриями, администрациями. Не знали они каких-либо иностранных языков и, ведя примитивный образ жизни, понятия не имели о таких неведомых стихиях, как монетарная экономика. Волей-неволей им приходилось призывать на помощь образованных и многоязычных специалистов в странах, которые они завоевали. Подобно британцам в XIX веке, они должны были научиться управлять огромными народными массами, имея в своем распоряжении горстку подготовленных администраторов, и полагаться на услуги коллаборационистов и новообращенных в монгольскую веру в мировое господство. Чингис и Угэдэй всегда пускали в ход козырную карту религиозной терпимости, чтобы привлечь на свою сторону местное духовенство
[2058]. Далее. Чинкай должен был принять все меры для того, чтобы сберечь богатства империи и не позволить местным монгольским аристократам исподтишка растащить их. Угэдэй реорганизовал систему администраций по всей империи с тем, чтобы она позволяла местной могущественной знати иметь в органах управления своих представителей
[2059]. В 1229 году он создал региональные секретариаты в Восточном и Западном Туркестане, в Северном Китае, а впоследствии появился и четвертый секретариат — в Северном Иране. Этим органам власти надлежало разрешать разногласия между ханом и региональными правителями, а при его царствовании такие споры чаще всего возникали между Угэдэем и Джагатаем.
Именно в таком политическом контексте и вышел впервые на историческую сцену Махмуд Ялавач, протеже Чинкая (известна лишь дата смерти — 1254 год). Он был сыном тюркского мусульманина-купца из Хорезма. Ялавач Старший поступил на службу к монголам в роли дипломата в 1218 году, и первым его назначением была крайне опасная миссия к шаху Мухаммеду, любившему убивать монгольских посланников. Затем он на какое-то время исчез из поля зрения историков и вновь появился в 1229 году, когда Угэдэй назначил его генерал-губернатором Северного Китая. В это же самое время его еще более известный сын стал генерал-губернатором Центральной Азии
[2060].