– Что такое? Пальцем нехорошо показывать.
– Ну папа, – заныла девочка и начала тянуть ещё сильнее. – Ты туда смотри, вон! Качели!
Женщина у качелей как будто сжалась и стала меньше ростом. Мальчик оглянулся на них и смерил Серёгу колючим взглядом, прекрасно понятным даже издали. Серёга не отвёл глаза: за годы по больницам с девчонками он насмотрелся на всякое. Пацан, судя по всему, тоже – но только он сейчас ощетинился зря.
Дело-то не в нём. Что с мальчиком что-то может быть не в порядке, младшая даже и не заметила. Да если и заметила, ей наплевать. Может, отец он и так себе, но уж этому-то дочь научил. А вот бороться с нетерпением и гиперактивностью нет. По крайней мере, младшая уже неслась к качелям, проваливаясь в глубокий снег (когда только успел нападать?), похожая на маленького снеговика в вязаной шапке.
– Папа сейчас и тебя покачает, – радостно сообщила она мальчику на качелях. – Он знаешь какой сильный?
Мальчик и женщина посмотрели на Серёгу – он удивлённо, она с сомнением. Серёга вздохнул: он не отличался силой, ему совершенно не хотелось никого качать, но качели отдаляли тот омерзительный момент, когда младшая вбежит в комнату, а там нет ёлки.
Пошёл крупный снег. Качели со скрипом взлетали ему навстречу. Все молчали.
– Недавно переехали? – поинтересовался Серёга, раскачивая сразу обе части качелей. Женщина раздражённо пожала плечами:
– Всю жизнь тут живём. Мы просто не выходим. Трудно, знаете ли. Особенно осенью – зимой.
– Знаем.
– Конечно, не знаете – откуда вам знать? – Женщина презрительно улыбнулась Серёге из глубины своего отчаяния.
– Как скажете. – Серёга пожал плечами. Он мог бы, конечно, сказать, что коляски у них нет и таскать старшую по лестнице на руках тоже то ещё удовольствие, но мериться безднами отчаяния – это безнадёжное и, главное, бесполезное дело. Женщина молчала. Он тоже.
Надо было идти домой. В старом облезлом доме над детской площадкой горели все окна, кроме двух на пятом этаже – в первом и в четвёртом подъездах. Серёга с тоской посмотрел на своё.
– Это ваше? – спросил парень на качелях.
– Ага. Второе, вон то, ваше?
– Ага.
Опять наступила тишина – но уже не такая неудобная. Младшая молчала – опять уши греет и снежинки ест, вечно она так делает.
– Соседи, значит. Я Сергей, – сказал Серёга.
– Елисей, – представился мальчик.
– Как королевич! – наконец подала голос младшая. – Класс! А я Иляна!
– О-о, ты тоже из сказки! Я читал!
Невидимая струна напряжения лопнула окончательно. Дети на качелях легко перелетели коммуникативный барьер. Родители стояли, переминаясь с ноги на ногу, и не решались заговорить.
– Имя редкое, – наконец произнесла женщина. – Вы румыны?
– А вы из тридевятого царства? – Серёга усмехнулся.
– Вы ведь родились в четвёртой медсанчасти? – с интонацией сыщика из сериалов на НТВ воскликнула женщина. – То есть ваша девочка?
– Там. – Серёга удивлённо поднял брови. – Но почему…
– Потому что с нами, как оказалось, в палате лежали Василиса и Еруслан.
– Еруслан, надеюсь, Лазаревич? – деловито уточнил Серёга.
– Моисеевич.
– Бывает.
Что тут скажешь? Не говорить же, что в сравнении с тем, как зовут их старшую, Еруслану Моисеевичу страшно повезло.
⁂
– Макс, дорогой, пожалуйста, ну один раз! Ты можешь один раз у нас переночевать? Я понимаю, что у тебя планы, но мы не можем его с собой повезти, это опасно. Что? Дома оставить? Ты не представляешь, во что дом превратится, мы только-только сделали ремонт после того, как они разожгли костёр в большой комнате на ковре!
Ян издал горестный вопль и запустил тапкой в кота. Кот лениво зашипел – он уже давно привык к появляющимся из ниоткуда тапкам. Впрочем, по сравнению с экспериментами по производству золота путём плавления фольги от шоколадок, или инсценировкой Цусимского сражения в ванне (корабли были игрушечные, бумажные, а вот огонь нет, и поражённый врагами броненосец «Сисой Великий» подпалил и занавеску), или даже игрой в полярную экспедицию Роберта Скотта на ковре в большой комнате (да, костёр пришлось разжечь, но экспедиция же погибала от холода, при чём тут ковёр, мама, ты не понимаешь) появляющаяся из ниоткуда тапка была безобидной шалостью.
С детства не переносивший плохих финалов, Ян Малинин давно осознал свою миссию в этом мире: поддерживать неудачников, поэтому он никогда не играл в победителей. Да, русский флот потерпел поражение в Цусимском сражении, Роберт Скотт дошёл до полюса вторым и погиб по пути обратно, алхимики вообще не получили своё золото, ну так что же? Не играть в них никому?
Лучшие друзья Яна – Тимур и Янка – всецело разделяли его благородную страсть, а вот весь остальной мир был против них.
Игры в основном происходили в доме у Малинина – его родители, учёные-орнитологи, часто бывали в отъезде, поэтому именно их дому доставалось больше всего. После той самой экспедиции Скотта, в результате которой чуть не сгорел весь дом (пожарные приехали совершенно по-настоящему), родители всех троих как сговорились (на самом деле и правда сговорились), и теперь друзья никогда не оставались в квартире втроём.
Их все предали. Вот даже сейчас, накануне Нового года, родители опять срочно едут куда-то в заповедник помогать лечить каких-то бакланов, но, вместо того чтобы взять сына с собой, призывают сидеть с ним старшего сводного брата. О, как же это унизительно! Как будто Яну не двенадцать лет, а пять или шесть.
Опять придётся улетать через окно, как Питер Пэн. С этим персонажем Ян чувствовал прямо-таки духовное единение, ведь это был единственный, кроме самого Яна, человек в мире, умевший летать, а также обладавший полным набором молочных зубов в двенадцать лет. Он, как и Питер, не очень-то собирался взрослеть, хотя и был (как сын учёных!) достаточно рациональным, чтобы не верить во всякие там страны вечного детства.
Если бы Ян заинтересовался семейной историей, он бы быстро понял, что по сравнению с реальностью, в которой жили его родители, волшебные сказки резко приобретают все атрибуты критического реализма, но столь недавнее прошлое Яна не интересовало. Как-то раз он спросил у мамы, не был ли её первый муж, отец Макса, космонавтом или пиратом, и, получив отрицательный ответ, потерял к поколению своих родителей всякий интерес. Для справки отметим, что Генрих Винтер и правда не был космонавтом или пиратом. Он всего лишь был главой пермского волшебного профсоюза, хранителем Дома Одного Окна и дирижёром оркестра душ Хранителей города, но точность формулировок запроса не была сильной стороной Яна: у него были совсем другие способности. Да, о том, что он умеет летать, родителям знать не полагалось – во-первых, не поверят, а во-вторых, хватит с них и того, что он родился невидимым.