Кисейная барышня - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Коростышевская cтр.№ 37

Я смяла послание и бросила ее в корзину для сора, пододвинула к себе утренние бумаги, перечла, исправила фразу про путь и ключ. Аффирмация. Была бы у меня сия штукенция для князя Анатоля, по струнке бы у меня уже ходил да с колечком на безымянном пальце.

В дверь, главную, ту, которая отделяла мои апартаменты от общей гостиной, постучали.

— Войдите. — Я выглянула из кабинетика, встречая обеих явившихся с отчетом Март.

Половина четвертого, девицы быстро управились. Разместив их на стульях, я приступила к допросу.

Маняшу, а точнее, какую-то высокую женщину в темном платке видели выходящей из отеля сильно за полночь. Видал местный пьянчужка, плутающий по дороге до дому. За точное время он не поручится, но это было еще до рассветных сумерек. Куда шла? Он думает, к морю, но следить не стал. Окликнул, ответа не получил, да и побрел себе дальше. Точно не в холмы.

О холмах. Парни, снаряженные толстушкой-Мартой, расковыряли кирпичную стену, которой околоточный велел заложить вход в Крампову пещеру, никого там не обнаружили. После кладку поправили, наживо, без раствора, только чтоб заметно ничего не было.

Околоточный. Говорят, весьма зол тем фактом, что столичный сыскарь-чародей восвояси не отправился. Господин Фальк самолично утренний пароходик проводить явился, и проводил, только без пассажира, ради которого проводы затевались.

— А не появлялось ли нынче каких утопленниц? — вернула я беседу к теме моря.

— Никто не утоп.

Я выдохнула с облегчением.

— Зато, говорят, вчера берендиец-сыскной по округе чуть не до утра рыскал и в деревне со многими разговоры вел. Про что спрашивал? Как раз про утопленницу давешнюю, упросил старуху Юнг, у которой та поселилась, комнатку ему показать. А Мыкоса битый час про какие-то ледники допытывал.

— Господин Фальк, когда ему про все это донесли, взъярился пуще прежнего. Теперь заперся у себя в кабинете и, по слухам, натачивает фамильную секиру.

— Он, значит, старший в своем Фальковом гнумском роду, — уважительно протянула я, — раз секира имеется.

— Ага, старший и единственный. Но вы, барышня, не тревожьтесь. Он эту секиру, чуть что не по его, точить принимается, так что опасности высокородию никакой не будет.

Я представила, как гнум носится по Руяну за Иваном Ивановичем с оружием наперевес и прыснула.

Далее мне сообщили, что слухи о том, что барышня Абызова осталась без няньки, уже пошли, будто пущенные чьей-то рукою. Несколько руянских дев и фрау собирались предложить мне свои услуги, без особых, впрочем, на то надежд.

— Хотя теперь, когда ваша кузина свою горничную рассчитала, — Марта-худая хитро подмигнула, — наймите меня, барышня.

— Как рассчитала? Лулу?

— Мы, когда к вам в апартаменты поднимались, лично все увидали и услыхали. Гневалась барышня Бобынина.

— Подло, кричала, низко и подло…

— Не место среди приличного общества…

— Отказываю, кричала, от места, без выходного…

Девушки тарахтели, перебивая друг друга.

— Барышня, а что такое желтый билет? — вдруг с интересом спросила толстушка.

— Ума не приложу. А в связи с чем он упоминался?

— С желтым билетом под фонарем стоять будешь, — без выражения сообщила горничная. — Я еще подумала, зачем для фонаря билеты, не фильмотеатр, чай.

Так вот как Наталья Наумовна решила «все исправить». Невольно я прониклась к кузине уважением. Не побоялась без дуэньи остаться, надо же.

Поблагодарив девушек за информацию, я раздала им следующие задания. Потому что поиски требовалось продолжать.

— Во-первых, надо опросить рыбаков. Может, у кого-то сети с ночи повреждены оказались. — То, что — предположительно — Маняша пошла предположительно к морю, меня тревожило. — Во-вторых… Про овечек черных да белых, летних да зимних ничего узнать не удалось?

Девушки переглянулись:

— Старуха Юнг…

— Та, которую его высокородие допрашивал?

— Вот-вот, та самая. Она старая, жуть. Говорит, что это про погоду, что бывает так, что на рассвете зима, утром — лето, по обеду — осень.

— А сестра ее, фрау Юнг, — я уже не замечала, которая именно из Март что говорит, настолько быстро они тарахтели, — тоже старая, но помоложе, сказала, что это про ведьм.

Последнее слово было произнесено шепотом.

— Почему про ведьм?

— А про это она ничего не говорила.

— Манифик, — пробормотала я и продолжила нормальным голосом: — Значит, кроме моряков разузнайте мне про руянских ведьм и почему они белые и черные, либо летние и зимние. Кстати, у вас, дорогуши, на теле меток нет?

Меня заверили, что никаких меток, даже предложили заголиться для демонстрации телесной чистоты. Я от осмотра отказалась, подумала, стоит ли сызнова дать денежки, но решила с этим не частить. Обе Марты явно получали удовольствие, вызнавая для меня информацию, а когда работают для радости и не для прибыли, все лучше выходит.

— Старуха Юнг точно ведьма, — сказала Марта-худая. — Поэтому она эту фризку утопшую и приветила.

— И чародею столичному помогать не спешила, — поддержала ее подруга.

— А то, что покойница была ведьмой, все уже знают?

Девушки переглянулись и захихикали.

— Там же Мориц был, когда господин Фальк метку нашел.

— А Мориц женат на двоюродной сестре мужа моей тетушки.

— Ага. На тетушке моего кузена Симона, того, который…

Все они тут друг другу родственники, ничего в тайне не удержится, кроме того, что я больше всего хочу знать.

Горничных я отпустила, Гавру отдала половинку припрятанного со вчера пирожка. Что делать теперь? Спать я буду ночью. Решено, буду. Без Маняши страшно, но выхода нет. Может, она ждет, когда я к ней приду, рассказать что-то хочет, направить.

До ужина время еще есть, надеюсь, обещанный Шароклякиной моцион будет проходить после оного. Аппетит я и так нагуляю. А пока можно посетить отельную библиотеку. Ничего серьезного она мне, конечно, не предложит, там романчики в основном французские. Зато можно полистать подшивки столичных газет.

Я заглянула в гардеробную, присмотрела наряд, в который предстояло переодеться к вечерней трапезе, подозвала Гавра и покинула апартаменты.

Серафиму он догонять не стал, прикрыл дверь, которую эксцентричная барышня оставила распахнутой, и рухнул на постель, прикрыв отяжелевшие веки.