Оглянувшись через плечо, я не удивляюсь, заметив по-прежнему плывущее за мной маленькое серое облачко. Вероятно, это та же самая неотступная тень, которая всегда следует за мной по пятам, будто только и ждет, когда я совершу какую-нибудь глупость. Почему бы и нет? Если это одно и то же облако, то оно уже не раз становилось свидетелем моих безрассудных поступков.
Когда я толчком открываю двери столовой, дымный туман рассеивается и исчезает в воздуховоде. Я его не виню. В помещении царит несмолкаемый гул разговоров на десятках языков, эхом отражающийся от металлических скамей и стен из шлакоблока. Флуоресцентные лампочки режут мои чувствительные после стазиса глаза, и я морщусь, изо всех сил пытаясь приспособиться. Из-за того, что мои рефлексы еще замедленны, я не успеваю вовремя увернуться и получаю снежком в плечо. Ледяные брызги летят мне в лицо.
– Джек! Ты проснулся! – нараспев произносит Габриэль, луизианская Зима.
В его ладони возникает новый снежок. Как будто одного было недостаточно, чтобы привлечь мое внимание, и он создает новый, замораживая поступающий из вентиляционных отверстий в потолке увлажненный воздух. Работница столовой в сетке для волос орет на него, грозя уборкой учиненного беспорядка. Устроившаяся в дальнем конце помещения хулиганская банда южных Зим смеется над ней так громко, что привлекает внимание Стража, который прекращает жевать и устремляет взгляд на их стол. Группка тут же умолкает, позабыв о снежках.
Стражи ничем не лучше дымного тумана. Единственная причина, по которой они едят в нашей столовой и спят в наших общежитиях, заключается в том, что они присматривают за остальными. Зимы замирают в ожидании, пока Страж потеряет к ним интерес. Когда он, наконец, возвращается к еде, Юкио машет мне, приглашая за их столик.
Я без энтузиазма машу в ответ и шагаю дальше. Друзьями я их назвать не могу. В действительности, нет. Я просто провожу с ними время, когда наше пребывание в общежитии совпадает, что случается довольно часто, поскольку мы Зимы из схожих климатических зон в одной части света. Габриэль, Юкио и другие… на первый взгляд они кажутся нормальными и мало чем отличаются от парней, с которыми я учился в школе-интернате для несовершеннолетних. Тем не менее, как бы мы ни притворялись, практически любой из находящихся в этой комнате прикончил бы Зиму, сидящую напротив, если бы дело дошло до переезда – или Зачистки – одного из нас.
Столы по обеим сторонам прохода заняты кураторами, но Чилла легко заметить: сидя в окружении группки высокопоставленных кураторов, он с упоением потчует их новой, улучшенной версией моей последней смерти и даже не замечает, что я прохожу мимо. История в его пересказе стала более кровавой, чем я запомнил, и идеально сочеталась с тем, что они с Поппи изложили в своих отчетах. Подавляя приступ тошноты, я беру поднос и иду в конец очереди на раздачу.
Вокруг меня порхают привычные сплетни, и я изо всех сил стараюсь не обращать на них внимания.
«Рейтинги… Дни наверху… Десятка лидеров… Переезд…»
Я продвигаю свой поднос по направляющей, расположенной перед исходящим паром раздаточным столом и сквозь сгущающийся туман внимательно изучаю, что можно взять. Жареные летние овощи, пассерованные зимние овощи, запеченные корнеплоды… Веганские меню Геи – сущий кошмар любого мясоеда. Я готов заколоть кого-нибудь за двойной бургер с беконом и сожалею, что так и не сходил в «Burger King», прежде чем Флёр меня настигла.
– Добро пожаловать домой, Джек, – сквозь пар приветствует меня Холли. Слово «дом» терзает слух, но я все равно заставляю себя улыбнуться в ответ.
Тяжело смотреть, как Холли старится здесь. Чем Время года сильнее, тем медленнее должна стареть, когда выйдет в отставку, но мне это кажется дерьмовой наградой. Карьера Холли, похоже, завершилась давным-давно. С каждым последующим годом на заслуженном отдыхе вокруг ее глаз появляются новые морщины, и волосы сильнее белеют. Она пахнет ментолом. Не уверен, то ли это крем от артрита, то ли запах давней зимней магии, льнущий к ее отошедшим от дел костям.
В стоящей в вестибюле Зимнего учебного центра витрине славы есть старая черно-белая фотография Холли, сделанная, когда ей было семнадцать. Выглядела она тогда сногсшибательно: с пухлыми губами, искоркой в глазах и шелковистыми светлыми волосами, уложенными такими жесткими волнами, что кажется, по ним можно на лыжах кататься. Этот снимок 1969 года, когда Холли вышла в отставку из подведомственной ей территории в Мичигане, чтобы работать здесь (к слову сказать, Эмбер в том же году заступила на службу), но теперь в это трудно поверить, глядя на старческие руки Холли в пигментных пятнах, ставящие мне на поднос чашку пустого бульона.
Я хмуро смотрю на поднос.
– Серьезно, Холли?
– Правила тебе известны. Строгая больничная диета в течение двух недель после пробуждения.
Я перевожу взгляд с Холли на других помощников, надеясь, что кто-то из них меня не знает. К несчастью, я слишком долго живу в этом треклятом месте.
Склоняясь над исходящим паром столом, я понижаю голос до шепота:
– Ну перестань, Холли. Ты убиваешь меня!
Жесткие морщинки вокруг ее губ смягчаются.
– Это будет нашим секретом, – говорит она, выкладывая мне на поднос несколько пачек соленых крекеров и тут же отгоняя прочь. – А теперь иди. Не задерживай очередь.
Стоит мне взять в руки поднос, как за спиной Холли распахивается дверь, и Борей
[2], поставщик продуктов питания для Зим, вкатывает свою тележку, груженную пустыми ящиками для овощей, маскирующими контрабандные товары, которые он потихоньку продает студентам. Он приветствует меня кивком.
– Рад видеть тебя, Джек. Нужно что-нибудь?
Кроме лопаты, чтобы выкопать себе путь на свободу?
– Нет, ничего такого в голову не приходит, – отвечаю я.
– Скажи Чиллу, что его заказ прибыл. Занесу ему завтра.
С этими словами Борей, пятясь, выходит через другую дверь, волоча за собой тележку. Вот что ожидает нас с Чиллом после нескольких десятков лет продвижения по службе – пленительное завершение полной магии и жестокости карьеры.
Наши золотые смертные годы пройдут в бытовом услужении Гее и Кроносу. Подобно Борею и его кухонной команде, мы также станем за небольшое вознаграждение украдкой возить на служебном лифте вяленую говядину и табак.
Понимая, что аппетит у меня пропал, я несу свой поднос в обеденный зал и тут замечаю Дуга Лаускса с его треклятой нашивкой с изображением его ранга. Не могу не задаться вопросом, сколько Времен года ему пришлось подсидеть, чтобы так быстро получить продвижение по службе. Он впивается в меня своими холодными голубыми глазами, в которых сталью сверкают отголоски былых расправ.
Ноэль была права. Он никогда не позволит мне искупить прегрешения.
Мы с Ноэль Истман были партнерами по учебно-тренировочной борьбе. И все на этом. Не следовало мне соглашаться провожать ее в комнату после того, как она поссорилась с Дугом. Но она казалась такой расстроенной, и я решил, что поступаю правильно.