Через несколько дней Эдда высказалась вполне определенно. После свадьбы Мерри сказала ей, что ее ежемесячное женское недомогание прошло две недели назад. Женщина обратила ее внимание на то, что после этого у нее не было месячных, и выразила уверенность, что Мерри беременна. Она посоветовала ей соблюдать осторожность, следить за своим здоровьем и даже подумать, не отказаться ли от путешествия, чтобы не рисковать.
Мерри этот разговор очень смутил, и она чувствовала себя как-то неловко. Прежде всего, она совершенно точно знала, что на тот момент была еще девственницей. Что же касается ежемесячных недомоганий, то они у нее пока не имели четкой периодичности. Временами их вообще не было месяц, а то и два, а иногда сами месячные длились вдвое дольше, чем полагалось. Мерри, когда она была еще юной девочкой, это очень беспокоило, но мама усадила ее рядом с собой и объяснила, что все в порядке и что с ней было то же самое.
Не желая обсуждать эту весьма деликатную тему, Мерри не стала ничего объяснять Эдде. Пусть думает что хочет. И, воспользовавшись первым же подвернувшимся предлогом, прервала разговор.
А теперь она задумалась. Что, если зачатие действительно произошло и не повредит ли это путешествие будущему ребенку? Вдруг от тряски что-нибудь нарушится? Она инстинктивно опустила глаза, внимательно осмотрела свой живот и нахмурилась.
— Ты выглядишь обеспокоенной. Хорошо себя чувствуешь? — спросил Алекс.
— О да, — поспешила заверить его Мерри и выпрямилась в седле. — Я просто немного устала, — объяснила она свое настроение.
— Это моя вина, — признался он. — Прости, пожалуйста. Я знал, что мы сегодня отправляемся в дальнюю дорогу и должен был проявить сдержанность.
— Ты слышал мои жалобы прошлой ночью? — поинтересовалась Мерри, желая остановить поток извинений. Она потянулась к нему и погладила его руку, лежавшую на седле. — Со мной все в порядке. Этой ночью я буду крепко спать.
— Да, конечно, — согласился Алекс, но все еще выглядел виноватым. Неожиданно он наклонился к Мерри, одной рукой взял у нее поводья, а другой обнял за талию и потащил на себя.
— Что ты делаешь? — удивилась она, впрочем, даже не думая сопротивляться.
— Ты вполне можешь ехать со мной, — сообщил он и усадил боком перед собой, потом вытащил из привязанной к седлу сумки веревку, привязал один ее конец к поводьям кобылы Мерри, а другой — к своему седлу. Теперь кобыла могла свободно бежать рядом.
Мерри обернулась и посмотрела на кобылу:
— Я могу ехать сама. Я хорошая наездница.
— Я знаю, — улыбнулся Алекс. — Я наблюдал за тобой все утро. Ты действительно прекрасная наездница. Но, сидя со мной, ты можешь отдохнуть и даже вздремнуть.
— О… — Мерри не привыкла, чтобы о ней так заботились. Почувствовав некоторую неловкость, она пробормотала: — Это несправедливо. Ты тоже устал, а отдыхать буду только я…
— Расскажи мне о своей матери, — попросил Алекс. Мерри растерялась и, резко обернувшись, с подозрением уставилась на мужа:
— Зачем?
— Ты с большим трудом соглашаешься принимать помощь, и я хочу понять, откуда это идет.
— Ничего подобного, — воскликнула Мерри, но ее протест был погашен крепким поцелуем.
— Ты абсолютно все стараешься делать сама, — продолжил Алекс, оторвавшись от ее губ. — Поэтому я и прошу тебя рассказать о своей матери. — И пока Мерри сомневалась, он добавил: — Я знаю, что представляют собой твой отец и братья. Не думаю, что от них было много пользы. Ну а мама? Мне говорили, что именно она занималась замком до конца жизни.
— Да, — вздохнула Мерри. — Отцу всегда нравилась роль лэрда, но в действительности он только назывался лэрдом. И слуги, и солдаты со всеми своими бедами и вопросами обращались к маме или ко мне.
— Они шли к тебе, даже когда еще мама была жива? — спросил он.
Мерри долго молчала, потом кивнула:
— Мама долго болела. Она делала все, что могла, но быстро слабела и уставала, особенно ближе к концу. Хотя ее ум до последнего часа оставался абсолютно ясным, и она советовала мне, как поступить в том или ином случае.
— Иными словами, ты никогда ни на кого не могла положиться?
Мерри возмутилась:
— Я во всем могла положиться на маму.
— Но она была больна, и ты в первую очередь должна была ей помогать, а уж потом заниматься другими делами.
Мерри покачала головой:
— Она же не всегда болела. Когда-то она была здоровой женщиной. Между прочим, не ее вина, что она заболела. Она всегда делала все, что могла.
— Да, но…
— И еще был Кейд, — перебила Мерри.
Алекс замер. Судя по выражению его лица, он смутно помнил это имя, но не мог сообразить, кому оно принадлежит. И Мерри пояснила:
— Это старший и самый лучший мой брат.
— Ах да, — пробормотал Алекс, и лицо его прояснилось. — Насколько я знаю, его воспитывал ваш дядя.
— Да, мама отправила брата к дяде Симону, когда он был еще мальчиком. Мне кажется, она боялась доверить его воспитание отцу. А видя, что получилось из Броди и Гавейна, я понимаю, что она поступила мудро, отослав его.
Алекс кивнул, соглашаясь.
— Он старше меня?
Мерри несколько секунд подумала.
— Да, думаю, года на два. Через два года после него родился Броди, еще через два года Гавейн, и уж потом я.
— Нам с Броди было пять, когда ты родилась, и наши отцы решили заключить брачный контракт, — сказал Алекс и полюбопытствовал: — А почему Кейд не сопровождал тебя ко мне, как Гавейн и Броди?
— Он, как и ты, отправился в крестовый поход, — сообщила Мерри и печально вздохнула. — С тех пор мы о нем ничего не слышали.
Последовавшее молчание было красноречивым. О Кейде они ничего не знали уже два года. Никто и не ждал, что сообщения будут многочисленными или частыми, но их не было вообще. Понятно, что он мог погибнуть. Но пока никто из тех, с кем он отправился в поход, не сообщил Мерри о его смерти, она упрямо продолжала верить в то, что Кейд жив. Она не могла, просто не имела права отказаться от надежды. Он был ее любимым братом. Она регулярно, не реже одного раза в год, ездила с мамой к дяде Симону, чтобы навестить Кейда. Да и он каждый год на неделю приезжал домой. Кейд всегда был добр, старался помогать ей, поддерживать во всем.
Отец, Броди и Гавейн всегда казались ей слабыми и глупыми из-за своего пристрастия к спиртному, а мама была умной, доброй, но слабой из-за болезни. И только Кейд оставался светом в окошке — сильным, уверенным, непьющим.
Она уважала и восхищалась Кейдом, а после смерти матери постоянно молилась. Она подолгу стояла на коленях, пока не затекали ноги, и молила Господа, чтобы брат вернулся домой и помог ей справиться со свалившейся на них бедой. Она даже написала Кейду письмо с просьбой приехать, но когда он действительно появился и предложил свою помощь, отец ее отверг, заявив, что он лэрд и сам будет заниматься своим замком.