– Очнулась? – пробасил он.
Я кивнула:
– Не заметил что ли? Куда мы едем?
– Мы? – вскинул брови громила.
– Хорошо, – терпеливо поправила я, – куда ты меня везёшь?
– Любопытная, – буркнул он.
– Какая есть! – разозлилась я. Парень поджал губы, и я решила сменить тон: – Я пить очень хочу!
– Пить, – протянул мучитель, долго и пристально посмотрел на меня, потом улыбнулся и вышел. Через минуту передо мной стояло ведро с водой. – Пей, – дружелюбно предложил он.
– Развяжи мне руки, – попросила я.
– А ты так лакай!
– Да, пошёл ты в баню! – заорала я, что есть мочи.
– Раз так, то слизывай водичку! – ласково улыбнулся он и толкнул ведро. На жестяном боку появилась внушительная вмятина, ёмкость перевернулась, и вожделенная жидкость моментально растеклась по грязному настилу. Через секунду я лежала в мокрой луже, мучаясь от зверской жажды, с горьким комком в горле, по щеке покатилась непрошеная слеза. Ну, не облизывать же мне доски, в самом деле?
– Напилась? – ехидно спросил он, а потом спрыгнул с повозки и задёрнул полог. Раздался его довольный свист, виртуозно исполняемой скабрёзной песенки, а через некоторое время: «Пошла!» и повозка тронулась с места. Я снова затряслась среди мешков, глотая ставшую тягучей слюну и глядя на то, как по доскам растекаются тонкие ручейки.
Когда-то давно, когда вурдалаки ступили на тропу войны за независимость, они устраивали показательные захваты зданий с мирными горожанами. Тогда в Стольном граде в обязательном порядке всех одаривали книженцией, отпечатанной на дешёвой газетной бумаге, «Как вести себя, если вы попали в плен к вурдалакам», и я прочитала её забавы ради. Главная мысль которую несла книга: доказать самому похитителю, что ты несчастная жертва и единственный друг у тебя твой же мучитель. Я долго теребила толстые верёвки, разодрала кожу в кровь, поцарапала локти и колени, а потом заорала:
– Развяжи хотя бы ноги, уже в кровь стёрла!
Повозка сразу же остановилась, парень заглянул через отогнутый брезент, поставил на пол ведро воды, а потом залез сам. «Ага, – подумала я со злорадством, – совесть замучила! Думал, нет её, пропил всю, так нет же, заговорила внутри!»
Он молча подошёл ко мне, грубо развернул и начал развязывать верёвки, внезапно его руки застыли:
– Ты что ведьма? – раздался напряжённый голос.
Я прикусила губу, ну, как же не вовремя эти звёздочки загорелись!
– Нет, – пролепетала я, – я ничего не умею, горят себе и горят, – я запнулась, когда увидела его хмурый взгляд. Вы себе можете представить озлобленного косоглазого мужика? Поверьте, зрелище не для слабонервных!
– Знаю я вас магов, – прорычал он, – все покалечить норовите! Сиди так!
– Ах, так! – снова сорвалась я. – Тогда я покалечу себя, и ты не сможешь меня дорого продать!
Верзила хмыкнул:
– Да, я тебя и так дорого не продам! Ты худая, как палка, одно хорошо, колдовать умеешь!
– Ты сам захотел! – зло крикнула я, а потом приложилась лбом к полу. Раздался гулкий звук, словно упал пустой бочонок, в глазах у меня потемнело, шум в голове переродился в звон, а по лицу потекла красная струйка из рассечённой брови. Похититель развеселился:
– Дура!
Мы снова тронулись в путь. Мои мучения продолжались, усугубляясь тем, что теперь вода стояла рядом и расплёскивалась из ведра на пол. Я подползла к помятой жестянке, опустила туда лицо и с жадностью втянула прохладную струйку, влага попала не в то горло, я зашлась кашлем, мужик расхохотался:
– Ты там живая или все калечишь себя?
– Да пошёл ты! – буркнула я себе под нос, стараясь хлебнуть воду так, чтобы не подавиться.
Казалось, мы ехали целую вечность, с каждым часом становилось все жарче. Свежего воздуха под брезент практически не попадало, он раскалился, а мне пришло в голову, что мой персональный ад за все грешки настиг меня раньше смерти. Все тело покрылось липким потом, разодранные руки горели огнём. Через маленькую дырочку в пологе извне тянулась тонкая прохладная струйка, я подставила под неё разгорячённые щеки, спасаясь тем самым от духоты.
В голове крутились страшные мысли: а что если Пантелей и Иван не догадаются, что со мной случилось? Если не поймут, где меня искать? Мне надо отсюда бежать!
Через четыре тысячи лет мы остановились, полог приоткрылся и мне в лицо ударил прохладный воздух. Я жадно вдохнула, и с облегчением почувствовала лёгкий ветерок, обдувающий лицо. Громила развязал мне ноги, на которых остались красные кровавые рубцы, и выволок за шкирку из повозки.
Мы стояли посреди крохотного захламлённого двора; здесь сваленные в одну кучу гнили старые колёса от бричек и повозок, сломленные клинки, какие-то ящики, тряпки, сундуки с вывернутыми петлями. Рядом с домом-избушкой из голой вытоптанной почвы торчало кривое засохшее дерево. Сама избушка маленькая, вросшая в землю почти до грязных окошек, крыша застелена потемневшей, давно не перестланной, соломой.
Я с омерзением рассматривала сие убожество и не могла придти в себя. Перед глазами вставали картины одна страшнее другой: окровавленные пальцы под столом в домике, заспиртованная печёнка в баночке на полке, я привязанная к тому самому столу и абориген, похитивший меня, с занесённым надо мной топором. Я мелко затряслась, а затёкшие ноги отказались слушаться, колени подогнулись, и я рухнула на землю.
Парень удивился, схватил меня за шкирку и потащил к двери. Я хотела заорать, но от страха пропал голос, поэтому только тихо поскуливала. Верзила втолкнул меня в сени. После яркого солнечного света в глазах потемнело; мой мучитель бросил меня в угол на домотканый половичок, а сам принялся стягивать сапоги и разворачивать портянки, потом привязал меня к ножке прибитой к полу скамейки и вошёл в дом.
Я попыталась вырваться, но верёвка надёжно держала на одном месте, шансы на спасение приближались к нулю. Я сидела в своём углу и дрожала от страха. С другой стороны, если бы он хотел надо мной надругаться, то сделал бы это ещё в лесу ночью, а не вёз в собственный дом на удобную постель. А может он получает удовольствие от расчленения молодых девок? Перед глазами снова проплыла размытая картинка отрезанных пальцев, я прикусила губу, стараясь не захлебнуться собственными слезами. Тут дверь отворилась, в сени вошла высокая худая, как жердь, женщина. Лицо её в мелких морщинках, взгляд острый, как иголка, пробирающий до костей, волосы с проседью гладко зачёсаны назад.
Она окинула меня тем взглядом, каким тогда в «Райском блаженстве» рассматривала Эллиада, и поджала губы.
– Авдотий! – крикнула она скрипучим громким голосом. – Да, мы эту замарашку и за сотню не сбудем! Ты посмотри на неё!
Верзила высунул голову в дверной проем и виновато посмотрел на женщину.