Мы жались к стене, и шершавые колья неприятно царапали тело даже через рубаху.
Глава секты развернулся в сторону храма, и все взгляды обратились к высокой деревянной колокольне с крестом на шпиле. Как раз в тот момент, когда его преисполненный истинной веры и радости голос утонул в оглушающем драконьем вое, а большое огненное облако, не разжевывая, заглотило и саму колокольню, и остроконечный купол храма, к которому она была пристроена. Земля под нашими ногами зашлась в нервной дрожи. С отчаянным хрустом высоченный забор завалился назад, открывая вид на огромное поле и темный частокол леса всего в каких-то ста саженях. Пока сектанты с испуганными воплями и визгом падали на колени, крестились и рыдали, глядя на сгорающий символ их нерушимой веры и кружащего длиннокрылого дракона, мы рванули в сторону спасительного лесного убежища.
– А-а-а-а!!!
Сонный лес отвечал на мой крик птичьими переливами и шелестением листвы.
Кубарем я cкатилась с крутой горки, приминая кустарники. Я судорожно пыталась схватиться за мокрую от предрассветный росы траву, но та выскальзывала из рук, только раня пальцы.
Хорошенько шарахнувшись об ободранный зайцами еще по зиме ствол осины, я наконец-то закончила головокружительный полет и теперь пыталась понять – все ли кости целы.
– Наталья! – Приподнявшись с влажной, пахнущей прошлогодней листвой земли, я разглядела на краю оврага фигуру Савкова. – Жива?! – Он стал осторожно спускаться по практически отвесному склону, но все же не удержался. Нога его соскользнула, и вот колдун съехал ко мне на спине, переломав добрую часть кустов, чудом оставшихся целыми после моего падения.
– Жива, – злорадно отозвалась я, усаживаясь.
Деревья кружили перед глазами, как в сумасшедшем хороводе. Где-то высоко между их густыми кронами светлело небо, затянутое серыми тучами. Холодная ночь уступала место промозглому дню и нарождавшемуся дождю.
– Где твои сапоги? – безразлично, скорее чтобы заполнить паузу, поинтересовался Николай, лежа на спине и вглядываясь в даль.
– Твоей внимательности позавидуешь. Их еще в деревне стащили.
– Опять?! – покосился он на меня.
На его чумазом лице у губы выделялся примечательный кровоподтек. – Как дальше пойдешь?
– Издеваешься? – буркнула я, с трудом поднимаясь. Ноги предательски дрожали, пришлось схватиться за сосну, чтобы не свалиться обратно и не улететь вниз по склону. – Я с места не сдвинусь, пока не покемарю хотя бы часок.
– Времени нет.
– Может, у тебя и нет, – зло отозвалась я, взбираясь обратно. – А у меня очень даже есть. У меня целая телега времени. Сейчас выберусь отсюда… Твою мать! – Рука схватилась за молодую поросль крапивы, и ладонь обожгло. – Выберусь… – Истратив остатки сил на подъем, я перекатилась на траву под куст и блаженно закрыла глаза. – И буду спать…
– Вставай! – Савков грубо схватил меня за шкирку, силой поднимая на ноги, совсем как давеча ночью.
– Поласковее! – прикрикнула я, чувствуя, как от усталости к горлу подступает тошнотворный комок.
– Ты мне, Москвина, скажи такую вещь: что произошло в деревне?
– На нас напали. – Я вяло зевнула и сонно глянула в хмурое лицо. – У тебя губа не саднит? Хорошо, однако, приложился!
– Что случилось ночью? – чеканя каждое слово, как монетки, просипел Николай, до боли сжав мне плечи.
– На нас напали…
– Прекрати! – Все же он не выдержал и сорвался, перейдя на крик. – Отчего никто не помогал нам?! Почему всего втроем Хранители смогли прикончить отряд из тридцати стражей?!
– Все спали сном праведников. – Я осторожно освободилась, оттолкнув его руки. – Ты это хотел услышать? – Николай оторопел, я едва сдерживала ухмылку, глядя на него обескураженного. – Я думала убежать, Ветров мне согласился помочь и подсыпал вам в еду и питье снотворного. Честно сказать, даже удивительно, что заснули абсолютно все. Только вот ты, к сожалению, видать, не ужинаешь. На диете?
– Чудовище… – Николай порывисто закрыл ладонями лицо и вздрогнул. Не ожидала от него таких нежных чувств. – Ты чудовище!
– Ага… Только мы с тобой еще померяемся силами, кто из нас больший подлец! Кстати, чего переживаешь, твой-то отряд уже в Истоминское отправился.
Колдун резко развернулся, так что мне пришлось отступить на шаг, и, не видя дороги, направился в чащобу. Неожиданно стало страшно – не решил ли он повеситься с горя? Но нет.
– Шевелись! – донесся до меня свирепый окрик. – Мы еще с тобой разберемся!
– Когда ты молил о прощении прошлой ночью, ты нравился мне больше! – проворчала в ответ я и осторожно, стараясь не наступить на какой-нибудь сучок и еще больше не поранить босые ноги, последовала за ним, тем более что чертов браслет настойчиво сжал запястье. И не поймешь, чего следует пугаться: то ли Савков поводок затянул, то ли от Давидыва далеко ушли.
Но и проселочная дорога до поворота на Истоминское приятных сюрпризов не подарила.
– Чтоб тебя! Чтоб всем пусто было и немощью разобрало! – воскликнула я в бешенстве, когда снова напоролась на острый камень, неловко перепрыгнув коровью лепешку.
Савков шел впереди, не оглядываясь и больше не подгоняя меня, отчего я ощущала себя доверчивой и преданной дворнягой, обруганной нерадивым хозяином, но по-прежнему следующей за ним по пятам.
Дорога вилась и петляла между полей. Выйдя на нее, мы поняли, что в горячке побега от сектантов проскочили оговоренное место встречи, и теперь возвращались обратно. Небо хмурилось, изредка проливаясь дождиком. Брызнет и отступит, лишь намочив пыль и превратив ее в грязь.
Ноги совсем онемели от холода. И как деревенские бегают без башмаков? Усталость накатила свинцовой тяжестью. Перед ней отступила даже бессонница, и хотелось, упав прямо на обочину, забыться хотя бы коротким сном. Поэтому скрип телеги и фырканье лошади показались мне благословенной песней. Нас нагоняла подвода, управляемая хмурым бородатым мужичком. Когда он поравнялся с нами, то Савков глянул на возницу в пыльном кафтане, вытертых до неприличия портах и нечищеных разбитых сапогах.
– Мил-человек, – кашлянул колдун, – подвези до развилки на Истоминское.
Крестьянин, не думая останавливаться, отозвался сердитым голосом:
– Довольно мне нищих на сегодня. Вона в городе всего обобрали, – и даже подстегнул кобылку, та обреченно застригла ушами и недобро покосилась в нашу сторону.
– Мы от белорубашечников сбежали, – не сдавался Николай, прибавляя шагу, мне пришлось, неловко ступая, следовать за ним почти вприпрыжку. – Глянь, девица вовсе босая.
Мужик глянул на меня. Видно, растрепанная и чумазая, я вызвала в нем острый приступ жалости. Сдаваясь, он натянул вожжи:
– Забирайтесь.
Дно телеги, устланное соломой, показалось королевским ложем. Болела каждая косточка и связочка, а ноги налились свинцовой тяжестью. Я извернулась, чтобы обследовать сбитые, грязные до черноты пятки, приложила послюнявленный подорожник, надеясь, что народное средство поможет и подлечит ранки. Бессмысленно, конечно. Без специальных мазей из лебеды, продающихся по полтиннику, не обойтись. Дороговато мне встала прогулка по деревенским просторам!