– Ты разговаривал сегодня с Грегом? – спросил Хэдли. – Мне было страшно ему звонить.
– Разумеется, разговаривал. Мы вместе написали заявление для прессы такого содержания: «Мы всецело поддерживаем Питера Гэннона, невиновного в этих чудовищных преступлениях. Мы уверены, что он будет полностью оправдан».
– Полностью оправдан! Полиция нашла в его офисе сто тысяч долларов, которые, как утверждал, он передал Рене Картер. Это было в газете.
– Клей, что, по-твоему, мы должны были сказать в этом заявлении? Что мы знали, в каком отчаянии был Питер, когда выпрашивал деньги из фонда? Именно Грег говорил ему: ну выплыло наружу, что Рене Картер родила ему ребенка, и что с того? В этом нет ничего особенного. О таком каждый день пишут в газетах. К сожалению, Питер относился к этому по-другому и сломался. Такое случается.
Оба замолчали, когда к ним подошел официант.
– Повторить? – предложил он.
– Да, – кивнул Хэдли, допивая водку со льдом.
– Мне только кофе, – сказал Лэнгдон. – Мы сейчас сделаем заказ. Что ты будешь, Клей?
– Слайдеры.
– А мне салат из тунца.
Когда официант ушел, Лэнгдон заметил:
– Клей, ты растолстеешь. Можно напомнить тебе, что слайдеры, эти три маленьких гамбургера с сыром, хотя и невелики по объему, но содержат массу калорий? Как психиатр, предупреждаю тебя, что не следует компенсировать стресс перееданием.
Хэдли в удивлении воззрился на него.
– Дуг, иногда я отказываюсь верить своим ушам. Все рушится, и мы оба можем оказаться за решеткой, а ты читаешь мне лекцию о калориях!
– Ну, на самом деле у меня есть более серьезные соображения. Как известно нам обоим, мы сумели справиться с первой проблемой, Оливией Морроу, прежде чем она успела нам навредить. Моника Фаррел, наша вторая проблема, не останется с нами надолго. Скоро мы объявим, что фонд Гэннона закрывается из-за некоторых неудачных инвестиций. Грег может оформить соответствующие бумаги. Затем я намерен уйти в отставку и всю оставшуюся жизнь наслаждаться в местах наподобие юга Франции, испытывая великую благодарность к фонду Гэннона за щедрость. Советую и тебе начать думать в том же направлении.
Почувствовав вибрацию сотового, Лэнгдон полез в карман. Взглянув на номер телефона, появившийся на экране, он быстро ответил:
– Привет, я обедаю с Клеем.
Хэдли видел, как мрачнеет лицо Лэнгдона.
– Ты права. Это проблема. Я тебе перезвоню. – Лэнгдон захлопнул сотовый. Потом взглянул на Хэдли. – Возможно, ты не зря беспокоишься. Трудности еще не закончились. Тот малый Альтерман, который вчера шнырял вокруг дома Шваба, сегодня ездил в Саутгемптон. Он уже связал вместе Морроу и Гэннонов. Если будет копать дальше, мы пропали.
Еще одному человеку суждено умереть. Клей Хэдли вспомнил испуганный взгляд Оливии Морроу за секунду до того, как он поднял над ее головой подушку.
– Что будем делать? – спросил он.
– Нам ничего не надо делать, – холодно ответил Лэнгдон. – Об этом уже позаботились.
53
Выйдя из кафе, куда они с Моникой и Нэн зашли после заупокойной мессы по Оливии Морроу, Софи Рутковски отправилась домой, в расположенную поблизости квартиру. В памяти у нее проносились воспоминания о многих годах общения с Оливией.
«Жаль, меня не было там, когда она умирала, – думала Софи, переодеваясь из выходных брюк и жакета в трикотажный свитер и брюки, свою каждодневную одежду. – Как плохо, что она была одна. Когда я буду умирать, я знаю, вокруг будут дети, чтобы со мной попрощаться. Если им сообщат, что я умираю, ничто на свете не помешает им прийти…»
Потом мысли ее приняли новый оборот.
«Как очаровательна доктор Фаррел! Трудно поверить, что она врач, да еще очень уважаемый, судя по тому, что писали в газетах после того происшествия, когда она чуть не погибла. На похоронах миз Морроу не было ни одного члена семьи. Об этом упомянул и священник в проповеди. Он так хорошо говорил о миз Морроу. Доктор Фаррел была сильно разочарована, когда я не смогла подтвердить, что миз Морроу действительно знала ее деда и бабку. У доктора Фаррел тоже нет семьи. Ах ты господи, у людей столько проблем, и так больно видеть их одинокими…»
Чтобы отрешиться от печальных размышлений, Софи взяла вязальные спицы. Она вязала свитер младшему внуку, и у нее выдалось полчаса свободного времени, перед тем как пойти на работу, которая ей не нравилась. Уборка квартиры в доме Шваба, расположенной на три этажа ниже квартиры, в которой жила Оливия Морроу, начиналась в час дня по субботам.
Владельцами квартиры были писатели-супруги, работавшие дома. Они предпочитали, чтобы их квартиру убирали в субботу днем, потому что около двенадцати уезжали в свой загородный дом в Вашингтоне
[13]
, штат Коннектикут.
Софи продолжала эту работу по одной причине – ей платили двойную цену за выход в субботу. Заработки позволяли ей покупать своим пятнадцати внукам какие-то вещи, которые были не по карману родителям.
«И все же здесь работать становится все труднее», – думала Софи, когда, точно в час дня, открывала ключом дверь квартиры. Эти двое совсем не похожи на миз Морроу, уже не в первый раз говорила она себе. Через несколько минут она принялась вытряхивать переполненные корзины с мусором, собирать груды влажных полотенец с пола ванной комнаты и вынимать из холодильника полупустые коробки с китайской едой. «Иначе их и не назовешь – неряхи», – вздохнула она.
В шесть часов, когда она уходила, в квартире не осталось ни пятнышка. Она разгрузила посудомоечную машину, сложила белье в шкаф, опустила оконные шторы ровно наполовину во всех пяти комнатах. «Они все время твердят, как приятно приехать домой в понедельник и найти квартиру в таком виде, – думала Софи. – Почему же сами не стараются содержать ее в таком виде?»
Она снова с грустью вспомнила Оливию Морроу. Ее квартира такая красивая. Туда будут приходить люди, и многие захотят купить ее. Миз Морроу говорила, что обо всем позаботится доктор Хэдли.
Когда Софи нажала кнопку вызова лифта, ей в голову пришла одна мысль. «Если миз Морроу прикусила губу и кровь попала на подушку, то испачканная наволочка должна быть в корзине с грязным бельем. А как насчет постели? Когда унесли тело бедной миз Морроу, готова биться об заклад, никто не позаботился заправить постель. Не хочу, чтобы незнакомые люди, придя в ее квартиру, увидели незаправленную постель и испачканную наволочку в бельевой корзине».
Пришел лифт. Она нажала кнопку четырнадцатого этажа. Поскольку у Софи был ключ от квартиры, она решила сделать для Оливии Морроу последнее, что было в ее силах, – поменять простыни, взять испачканную наволочку домой, постирать ее, заправить постель и застелить покрывалом. Тогда любой пришедший в квартиру сможет оценить, как все здесь выглядело при жизни хозяйки.