Но даже если он знает, что я Лиза Бартон (откуда ему знать?), с какой стати он будет думать, что я убила Джорджет Гроув? Неужели Уолш полагает, что я была настолько зла на Джорджет, что убила ее за то, что она продала этот дом Алексу? Или, может быть, Уолш думает, что я настолько неуравновешенна, что возвращение в этот дом в совокупности с напоминаниями о трагедии могло свести меня с ума? От этой мысли мне стало чудовищно страшно.
Даже если не Уолш, а кто-то другой знает, что я Лиза Бартон, Уолш все равно подозревает меня. Я уже солгала ему. И если он зайдет снова, я буду вовлечена в очередную серию лжи.
Я думала о прошлой неделе. В это самое время на прошлой неделе я находилась в своей квартире на Пятой авеню. Все у меня было в порядке. Казалось, это было сто лет назад.
Пора было ехать за Джеком. Его потребность во мне, как всегда, является средоточием моей жизни. Я встала, пошла в ванную и умылась, сбрызнув лицо холодной водой в попытке хоть как-то вернуть себя к реальности. По какой-то нелепой причине я вспомнила, как Генри Палей указывал на преимущество расположения в главной спальне двух отдельных ванных комнат для мужа и жены. В тот момент я пожалела, что не могу рассказать ему о том, как отец все это продумал.
Я сменила одежду, в которой ходила на церковную службу, на джинсы и хлопчатобумажный свитер. Сев в машину, я сразу напомнила себе, что должна купить новую кассету для автоответчика. Иначе Алекс, конечно же, спросит, куда делась кассета, которая была там утром.
Я забрала Джека из школы Святого Джо и предложила ему пообедать в кафетерии. Я поняла, что появился новый, дополнительный фактор страха этой поры я буду впадать в панику от каждого звонка телефона.
Мне удалось уговорить Джека съесть — вместо его неизменного орехового масла с желе — поджаренный на гриле бутерброд с сыром. Он сыпал историями из жизни нулевого класса и рассказал мне о том, как девочка пыталась поцеловать его.
— Ты позволил ей поцеловать себя? — спросила я.
— Нет, это глупо.
— Ты же разрешаешь мне целовать тебя, — поддразнила я его.
— Это другое дело.
— Ты что, так никогда и не позволишь какой-нибудь девочке из класса поцеловать себя?
— Конечно, позволю. Я разрешаю Мэгги целовать меня. Когда-нибудь я женюсь на ней.
Всего четвертый день в классе, а будущее уже определено. Но в данный момент в этой забегаловке, поглощая зажаренный на гриле бутерброд с сыром, он абсолютно доволен тем, что сидит со мной.
А я, конечно, довольна тем, что я с ним. Удивительно, что моя любовь к Джеку была основной причиной, почему я вышла замуж за Алекса. Я впервые встретила Алекса на похоронах Ларри два года назад. Ларри был одним из тех людей, для которых компаньоны по бизнесу становятся их основной семьей. Я видела немногих из его родственников; мы встречались с ними только тогда, когда, по выражению Ларри, «мы не могли избежать семейного сборища».
Даже стоя у гроба мужа, я не могла не заметить, что Алекс Нолан — очень привлекательный человек. В следующий раз я встретила его на благотворительном обеде год назад, когда он подошел ко мне и представился. На следующей неделе мы вместе обедали; затем, несколько дней спустя, поужинали и сходили в театр. С самого начала было очевидно, что я ему интересна, но тогда у меня не было никакого намерения связывать свою судьбу с кем-либо. Я искренне любила Ларри, но осознание того, насколько он был обеспокоен моим прошлым, ужасно расстраивало меня.
Ларри был тем человеком, который сказал мне, что самая счастливая часть его жизни началась в тот день, когда он встретил меня. Ларри был мужчиной, который обнял меня и сказал: «Боже мой, бедняжка», когда я показала сенсационные газетные статьи о Малютке Лиз. Ларри был мужчиной, который радостно закричал, когда я сообщила ему о том, что беременна, и который ни на минуту не отходил от меня в течение моих долгих и трудных родов.
Ларри был мужчиной, который по собственному желанию оставил мне одну треть своего богатства и сделал меня остаточной наследницей имущества Джека.
Ларри также был мужчиной, который на смертном одре ослабленной рукой сжал мою и с угасающим взглядом, в котором отражалась близость неминуемой смерти, просил меня не подвергать его сына разочарованиям, раскрывая мое прошлое.
Алекс и я стали встречаться с полным пониманием того, что это ни к чему не приведет, Что это платонические отношения. Это то самое слово, которое, я уверена, многие сегодня находят занятным.
— Все будет платоническим до тех пор, пока ты сама этого не захочешь, Силия, — шутил, бывало, Алекс, — но ни минуты не думай, что я мыслю платонически.
Затем он обычно поворачивался к Джеку:
— Эй, малыш, мы должны трудиться для нашей мамочки. Как сделать так, чтобы я ей понравился?
В такой ситуации мы находились в течение четырех месяцев, пока однажды вечером все не переменилось. Няня Джека опаздывала. К тому моменту, как она вошла в квартиру, было уже без десяти восемь, а я должна была быть на ужине в Вест-Сайде в восемь.
Консьерж останавливал такси для кого-то. Я увидела еще одно такси, которое ехало по Пятой Авеню, и выбежала, чтобы остановить машину. Я не заметила лимузин, который как раз отъезжал от тротуара.
Очнулась я в больнице через два часа, помятая, в синяках и с сотрясением мозга, но в целом все было нормально. Алекс сидел около моей кровати.
Он ответил на мой вопрос до того, как я спросила:
— С Джеком все хорошо. Няня позвонила мне, когда полиция пыталась связаться с кем-нибудь в квартире. Они не могли дозвониться до твоих мамы и папы во Флориде.
Он провел рукой по моей щеке.
— Силия, а ведь ты могла погибнуть!
Затем он ответил на мой следующий незаданный вопрос:
— Няня будет ждать моего прихода. Я останусь на ночь с Джеком у тебя в квартире. Если он проснется, ты знаешь, ему будет хорошо со мной.
Алекс и я поженились спустя два месяца. Разница, конечно, состоит в том, что, когда мы встречались просто так, я ничем не была ему обязана. Теперь, когда я его жена — нет, еще до того, как я ей стала, я должна была рассказать ему правду.
Все эти мысли и воспоминания вертелись в моей голове, когда я наблюдала за Джеком, приканчивающим бутерброд. На его лице появилась легкая усмешка. Думал ли он о Мэгги, своей четырехлетней невесте?
Странно, как среди моей жизни, превращающейся в хаос, я все еще могу находить моменты мира и нормальной жизни, такие, как этот обед с Джеком.
Когда я попросила счет, Джек сказал мне, что приглашен завтра на игру, и просил меня позвонить матери его друга Билли. Он порылся в кармане и дал мне номер.
— Билли — это не тот маленький мальчик, который плакал в первый день? — спросила я.
— Это был другой Билли. Он по-прежнему плачет.