– Ниче, другого подцепит, долго ли дело. Жить-то на что-то ей надо, – кивнул небритый мужичок в ватнике, державший за руль облезлый велосипед с соскочившей цепью. Цигарка, залипшая в углу его рта, потухла, и он занялся её разжиганием.
Ссохшаяся от старости бабушка с покупками в затёртом пластиковом пакете остановилась совсем рядом с Ланой и, опершись на палку, внимательно её рассматривала. Лана, собиравшая в сумочку вывалившиеся ключи, мелочь и косметику, подняла глаза, спокойно встретив пристальный взгляд.
Старушка пожевала сморщенными губами и с усталостью возраста в голосе произнесла:
– Видать, не по тебе такая жизнь, милая. Иди домой. Мать тебя встретит – всё равно родную, какая б ты ни была…
Старушка застучала палкой дальше. В глазах у Ланы, сдерживавшейся до сих пор, выступили крупные слёзы.
Поездка общественным транспортом через весь город заняла час. Бегом Лана взлетела на пятый этаж. В маленькой квартирке, в которую она вошла, было тепло и уютно. Толстый рыжий кот на банкетке у входа лениво приоткрыл блеснувшие зелёным глаза. Узнав, мурлыкнул и снова уткнул морду в густую шерсть.
– Мама?.. – негромко позвала Лана, на цыпочках входя в спальню.
Мать не спала. Одеяла пошевелились, и она выпростала худую руку:
– Доченька… А я сиделку отпустила сегодня пораньше. Она и так старается… Ты знаешь, она мне про сына опять рассказывала…
Лана устроилась рядом на стуле, прижала её руку, пахнущую лекарствами, к своей щеке и просто слушала материнское воркование. Такое успокаивающее, приятное. Потом, будто вспомнив, спросила:
– Врач был?..
– Ой, да был… Укол сделал, сразу лучше стало. Сказал, уже совсем скоро начну поправляться. Тебе новый рецепт для меня оставил – там на столике в конверте… Доченька, я думаю, не нужно ничего больше покупать, мне ведь и так уже лучше…
– Хорошо, мам. – Лана поднялась, достала сложенный лист из конверта. – Я только посмотрю.
Разумеется, это был не рецепт, а счёт за неделю на 1000 у. е. и результаты последних лабораторных тестов. В конце, как она и просила, врач от руки пометил «2–3 мес.». Лана отвернулась, будто чтобы положить конверт на место, украдкой вытерла глаза.
– Ну, как у тебя дела? – оживилась мать. – Как твоё агентство мод?
– Всё хорошо, мам. – Лана кивнула.
– Ты грустная сегодня, – заметила мать, приподнимаясь на подушках. – А я-то тут заболталась. С начальством нелады? Скажи что?..
– Устала немножко, – она поправила волосы. – Только и всего.
Мать улыбнулась. Лана любила её ещё сильнее за эту улыбку – само понимание и доброта.
– Ты же знаешь, вовсе не нужно мне рассказывать всё. Но, быть может, тебе станет легче, если ты расскажешь что-то.
Лана прикусила губу, наклонила голову, подумала:
– Человека хорошего обидела, мам. Он из-за меня в очень плохом положении оказался.
Мать вгляделась в её лицо, потянулась поправить выбившуюся прядь, но боль остановила её на полпути. Она закашлялась, мягко отстранила руки дочери, сама выпрямилась, опираясь спиной на подушки. Когда она заговорила, голос матери был едва слышен, словно дуновение ветерка.
– Всё проще, чем нам кажется, Лана… Обидела кого несправедливо – исправь. Не можешь исправить – не кори себя попусту, а просто поговори с этим человеком. Быть может, поймёт. А сможет – простит…
Опустившись на колени рядом с кроватью, дочь обняла мать и, закрыв глаза, тихонько глотала слёзы. Как раньше в детстве, Лана почувствовала, что напряжение и свинцовая тяжесть уходят. Будто не было перенесённых обид, не было стыдных поступков, не было диагноза и окончательного приговора, вынесенного матери и небрежно начертанного рукой врача на листке бумаги.
– Забрать заявление нельзя, – отрезал человек в чёрной форме без опознавательных знаков, сидевший за столом в приёмной.
– Почему? – Лана упрямо напрягла губы.
– Потому что заявление ваше обрабатывает не ГСБ, а оно передано в полицию. У нас его копия просто добавлена к делу. Человек этот задержан нами вообще по другому поводу. С вами разговаривали только потому, что вы были с губернатором. До свиданья, – служивый опустил бритую голову и уткнулся в смартфон.
– Мне нужно с ним поговорить! – попыталась привлечь его внимание Лана.
Не поднимая головы, бритоголовый издал небрежное «псс».
– Значит так, сукин сын, – чеканя слова, язвительным тоном произнесла Лана. – Я – личный ассистент губернатора Фёдорова, с которым я была здесь сегодня днём. Я здесь по его поручению – мне нужно поговорить с этим человеком. Если я его не увижу через пять минут, тут полетят головы, а тебя, шестёрка, вообще так задвинут, что ты долго очко лизать будешь, чтоб простили!
Лана сама не знала, откуда в ней нашёлся этот отчаянный кураж, откуда взялись эти «помоечные» выражения. Глаза у служивого расширились, будто он живьём увидал монстра из фильма «Чужой». Он довольно резво куда-то вышел и оперативно вернулся в сопровождении «начальства».
Начальством был человек с волчьей сединой. Смерив посетительницу взглядом, он решил, что она врёт, но профессиональное любопытство пересилило.
«Дам ей пять минут. Может, чего в разговоре интересное вскроется», – подумал он.
Чёрный открыл глаза, но светлее от этого не стало. В камере была кромешная тьма. Она была настолько плотной, что казалось, её можно хватать руками и вырывать из неё куски. Телефон у него отобрали, и Чёрный терялся в догадках относительно времени вообще и времени суток в частности. Как долго он спал?
Он принял сидячее положение и тут же ухватился за нары – голова закружилась, вызвав приступ тошноты. Подождав немного, Чёрный нащупал пластиковую бутылку с водой у изголовья. Отвинтил крышку и остановился, не донеся горлышко до рта.
Эту бутылку ему любезно принесли на просьбу попить, ибо из ржавого крана в углу вода не текла, несмотря на многообещающее посвистывание. Это было последнее, что Чёрный помнил, – несколько глотков из бутылки. Догадка обожгла его холодом – вода была накачана какой-то субстанцией. Очевидно, несмотря на отсутствие «химика», его уже начали «готовить» к завтрашнему допросу. Голова кружилась не переставая, мысли путались. Слишком многое случилось за последние сутки. Он не успевал до конца осознать ситуацию и себя в ней, как всё менялось. Слой химикалий поверх слоя событий размыл его разум ещё больше.
С дрожащим напряжением в коленях Чёрный поднялся, расставив пошире ноги, чтобы не потерять равновесия. Вытянув перед собой руку, он дошёл до стены, перемещаясь вдоль неё, нащупал металл двери. Постучал. Конечно, ответа не было. Он попробовал ещё раз, ещё. Сполз по двери на пол. Прислонившись спиной к холодному металлу, стучал в него слабым кулаком – долго, бессмысленно, отрешённо.
Внезапно голова закружилась ещё сильнее, и Чёрный упал на спину. В глаза хлынул нестерпимо яркий свет. Чёрный повернул голову вбок, прищурился, уперевшись полуслепым взглядом в армейский сапог. Затем Чёрный почувствовал, что его подняли, стены коридора начали двигаться по обе стороны от него. Кажется, его куда-то вели. Он был способен только механически регистрировать происходящее, причём в весьма замедленном темпе. Коридор кончился. Двойная дверь. Начался другой коридор. Дверь. Комната. Стол. За столом сидел человек. Кажется, женщина. Он не узнал её. Его усадили прямо напротив неё.