Потерять близкого человека — это тяжело. Потерять единственного родного — втройне тяжелее. Первое время я думала, что никогда больше не засмеюсь и не стану улыбаться. На поминальной службе священник протянул мне облатку, пытаясь утешить добрыми словами о том, что на всё воля небес, а староста проявил сочувствие и предложил установить на могиле каменную плиту, оплатив ее общинными деньгами. Я не стала отказываться, и вскоре плита была готова. По моему желанию, на ней были выбиты лишь годы жизни, имя и фамилия — Эльза Беккер. Настоящие имя и фамилия, потому что в наших путешествиях мама предпочитала называться госпожой Цауберин.
Эта потеря, как, впрочем, все смерти, была тем страшнее, что произошла неожиданно. Жена старосты любезно предложила мне пожить в их доме, пока я не решу, что делать дальше. Она считала, что юной девушке крайне неприлично жить одной и в лесу, попутно выспросила у меня рецепт пряников, а еще намекнула, что ее младший сын совсем не против жениться, а она, в свою очередь, рада взять бедную сиротку под крылышко.
Я согласилась, что жить в лесу одной невозможно, щедро поделилась с ней рецептом, но от младшего сына старостихи отказалась. Парень был весь в папочку — ел за семерых, весил за десятерых, читал по слогам и считал, что лучшее место в мире — это деревня Брохль, а обо всем за ее пределами говорил: «Какая же там глушь».
— Благодарю, госпожа Краузе, — поблагодарила я ее. — Но лучше я вернусь в Диммербрю, там родственники, они обо мне позаботятся.
— Но твоя матушка говорила, что у вас нет родственников? — изумилась старостиха.
Память у нее была отличная, и я соврала, не моргнув глазом:
— Просто матушка с ними не ладила, но ко мне они всегда относились хорошо.
Она с сомнением покачала головой, но собрала мне сумку в дорогу, а староста сам отвез меня в Диммербрю, пожелав на прощанье удачи.
Я осталась в центре города с сумкой, набитой деревенскими пирожками, с пятью талерами, совершенно одна и… совершенно свободна.
Из Диммербрю я перебралась в Бреду, потом в Хелмонд, потом поработала в кондитерской гильдии в Синт-Уденроде, а оттуда перебралась в Арнем, куда меня переманил господин Лампрехт, которого я впечатлила меренгами с марципановой начинкой.
В Брохль я больше не приезжала и думать забыла о грубияне Иоганнесе. Но прошло десять лет — и прошлое так властно напомнило о себе.
Теперь события давних лет припомнились мне с особенной ясностью, когда я сейчас сидела на скамейке возле дверей, загасив свечи.
Надо же… король.
А врал, что сын лесничего.
Но поверила бы я ему? Вряд ли. А может, у него были основания скрываться. Попал стрелой в сестру? Может, и тут соврал. Всем известно, что правящая фамилия долго решала, кому занять трон — до нас доходили слухи о покушениях на молодого короля, а потом — о казнях его родственников. Мерзкая семейка…
И вот теперь один из этой семейки находится в Арнеме. А его сестра ждет сладости, которые потрясли бы изысканный королевский вкус.
Давно пора было отправляться спать, но я продолжала сидеть, закрыв глаза и прислонившись затылком к стене.
Воспоминания нахлынули с новой силой — злость, горечь, надежда… Вкус дынных цукатов и пресной облатки…
Миндальные пирожные хороши, но суховаты и пресны, как облатки… А цукаты полны свежести, но…
Я открыла глаза и вскочила, потому что, как любила говорить моя мама — фея только что поцеловала меня в щечку.
Вот оно! Придумала!
Как придать миндальным пирожным свежесть и новый вкус?
А цукаты на что?!
Когда в три ночи мастер Лампрехт заявился в лавку с помощницами, я вовсю месила тесто и предоставила ему первую партию пирожных, которые придумала этой ночью.
— Не знаю, выглядят как-то скромно, — засомневался хозяин, рассматривая крохотные, на один укус, «лодочки», покрытые сверху белой глазурью и весело золотившиеся бочками.
— Попробуйте, — приказала я. — И девушки пусть попробуют.
Хозяин осторожно положил в рот пирожное, а следом за ним потянулись за лакомством и помощницы.
— Небеса святые! — завопил мастер Лампрехт, даже толком не прожевав, и глаза его чуть не выскочили из орбит. — Сладко, чуть кисло, миндально, свежо… Что это за чудо?!
Девушки торопливо жевали, восторженно мыча, и я разрешила им взять еще по одному пирожному.
— Нет, тебя правильно называют колдуньей! — мастер взволнованно потер ладони. — Это не пирожное, это шедевр! Рассказывай, скорее!
— Рецепт очень прост, — объяснила я, показывая подготовленные для замеса теста ингредиенты. — Берем миндальную муку, мелко рубленные дынные цукаты, сахар, добавляем немного апельсиновой воды — и тесто готово. Раскатываем в пласт, вырезаем формой, садим на листочек из пресного вафельного теста, чтобы пирожное не расползлось. Сверху наносим лимонную глазурь — и в печь минут на десять, не больше, чтобы не потемнела глазурь. Справится даже ребенок.
— Так просто и так вкусно! — восхитилась одна из девушек, а мастер Лампрехт от переизбытка чувств хотел меня расцеловать, но я не далась.
— Приберегите свои восторги до того времени, когда мы получим королевский заказ, — строго напомнила я ему, и веселья у него сразу поубавилось.
Мы засучили рукава и приступили к работе.
12
Я месила тесто и лепила «лодочки», пока помощницы рубили цукаты и мололи миндаль в муку.
— Не понимаю, как это у тебя получается? — мастер улучил минутку, чтобы отойти от печи и похвалить меня еще раз. — Мейери, у тебя не голова, а поваренная книга! Такие головы на вес золота, между прочим. Если ты решишь меня бросить, я тебя убью. Не достанешься мне, так не достанешься никому.
— Это вы мне сейчас руку и сердце предлагаете? — невинно спросила я, передавая ему лоток с очередной партией пирожных, предназначенных для выпечки. — Решили подарить мне всю лавку вместо половины?
Девушки захихикали, а хозяин так и подскочил:
— Сорок пять процентов! — воскликнул он. — Какая половина?! Это грабеж!
Заметив, что над ним уже открыто посмеиваются, мастер принял крайне строгий вид:
— Не отвлекайтесь от работы, вертихвостки. Я вам не за смешочки плачу.
К восьми утра пирожные были готовы, сложены в корзины и дожидались отправки в королевский дворец.
— Ты поедешь со мной, — заявил хозяин. — Надень что-нибудь приличное.
— С вами? — я отряхнула руки от муки. — Зачем это? Вы и сами прекрасно справитесь.
— Поедешь — и не обсуждается! — отрезал мастер Лампрехт. — Личное распоряжение принцессы, чтобы повара присутствовали. Римус тоже там будет, а у тебя язык хорошо подвешен. Спросят что-нибудь — ты сразу наболтаешь в ответ.