Американская грязь - читать онлайн книгу. Автор: Дженин Камминс cтр.№ 2

Когда кошмар отступил, но твердой уверенности еще не было, промелькнуло мгновение абсолютного блаженства. Наконец-то высвободившись, Лука испытал краткий прилив восторга – просто от того, что он жив. Сперва он наслаждался сбивчивым движением воздуха у себя в груди. Потом положил ладони на пол, чтобы почувствовать кожей холодок кафельных плит. С тяжелым вздохом Мами откинулась к стене и подвигала челюстью, отчего на левой щеке у нее обозначилась ямочка. Так странно было видеть здесь, в ванной, ее парадные туфли, которые она обычно надевала в церковь. Лука дотронулся до ранки на губе. Кровь уже успела подсохнуть, но мальчик прикусил ранку передними зубами, и та снова раскрылась. Он понял, что, будь это сон, он не почувствовал бы вкуса крови.

Наконец Мами поднялась на ноги и шепотом велела ему оставаться на месте.

– Сиди тут и не шевелись, пока я за тобой не вернусь. И ни звука, понял?

Лука схватил ее за руку:

– Мами, не уходи!

– Mijo, я сейчас вернусь, хорошо? Посиди здесь. – Мами расцепила его пальцы, а потом повторила: – Не шевелись. Молодец.

Вскоре Лука понял, что соблюдать мамины указания не так уж трудно, и не потому, что он такой послушный, а потому, что ему не хочется смотреть. Вся его семья осталась там, в бабушкином дворике. В тот день, седьмого апреля, в субботу, его двоюродная сестра Йенифер праздновала quinceañera, свой пятнадцатый день рождения. На ней было длинное белое платье. Там были ее родители, дядя Алекс и тетя Йеми, и младший брат Адриан. Ему уже исполнилось девять, поэтому он всем говорил, что на год старше Луки, хотя разница между ними была всего четыре месяца.

Перед тем как Лука пошел в туалет, он гонял во дворе мяч вместе с Адрианом и другими двоюродными братьями. Матери сидели за столом на террасе; перед ними на салфетках стояли запотевшие стаканы с коктейлем «Палома». В прошлый раз, когда вся семья собиралась в доме бабушки, Йенифер случайно увидела Луку, когда тот справлял нужду, и теперь ему было так стыдно, что он заставил Мами пойти с ним и караулить под дверью.

Abuela эту идею не одобрила. Она сказала, что Мами слишком нянчится с сыном, что в таком возрасте мальчики могут ходить в туалет самостоятельно. Но Лука был единственным ребенком в семье, поэтому ему многое сходило с рук.

В любом случае теперь Лука сидел в ванной совсем один и пытался отогнать навязчивую мысль: именно эти слова, сказанные с неприкрытым раздражением, стали последними – больше abuela и Мами ничего друг другу не скажут. Он помнил, как подбежал к столу и зашептал Мами на ухо; увидев это, abuela покачала головой, неодобрительно погрозила им пальцем и сделала замечание. Всякий раз, когда она кого-нибудь ругала, она как-то по-особенному улыбалась. Но Мами всегда принимала сторону Луки. Вот и тогда она закатила глаза и, несмотря на протесты бабушки, отодвинула стул и поднялась. Все это случилось… когда же? Десять минут назад? Или часа два? Временны́е границы, прежде незыблемые, словно перестали существовать.

За окном послышалась робкая поступь матери; под ее туфлями хрустели какие-то обломки. Она охнула, возможно, всхлипнула, только слишком шумно. Затем звуки участились: Мами решительно пересекла дворик и стала давить на кнопки мобильного телефона. Раздался высокий, сдавленный рык – таким голос матери Лука никогда прежде не слышал.

– Нужна помощь.

Когда Мами вернулась, чтобы увести Луку из душа, тот сидел, сжавшись в тугой комок, и легонько раскачивался из стороны в сторону. Она велела ему встать, но мальчик завертел головой и лишь сильнее обхватил себя руками, в ужасе сопротивляясь. Пока он сидел тут, пряча лицо в темных изгибах локтей, пока он не смотрел на Мами, он мог не знать того, что уже знал. Мог продлить это мгновение нелепой надежды – на то, что хоть какому-то лоскутку прежнего мира удалось уцелеть.

Может, правильнее было бы пойти и посмотреть, увидеть яркие цветные сполохи на белом платье Йенифер, застывший взгляд Адриана, устремленный в небо, копну седых волос бабушки, пропитанных веществом, которому положено аккуратно храниться в плотной коробке черепа. Может, Луке пошло бы на пользу увидеть еще теплые останки отца, металлическую лопатку, погнувшуюся под тяжестью его тела, кровь, растекавшуюся по бетонному покрытию дворика. Все равно картины, которые потом нарисует его разгоряченное воображение, окажутся не в пример страшнее реальности, даже самой жуткой.

Когда Лука наконец встал, Мами повела его на улицу через парадную дверь. Трудно сказать, насколько это была хорошая идея. Что бы они предпочли, если бы sicarios ^[7] вдруг надумали вернуться, – стоять на улице у всех на виду или прятаться внутри дома, даже не подозревая об их возвращении? Неразрешимый вопрос. Лука с матерью прошли через ухоженный палисадник и открыли калитку. Усевшись на желтый бордюр, они вытянули ноги на проезжую часть. Противоположная сторона дороги пряталась в тени, но здесь припекало солнце – мальчик чувствовал жар головой. Спустя несколько коротких минут вдалеке завыли сирены. Мами, которую звали Лидия, заметила, что у нее стучат зубы. Ей не было холодно. Подмышки у нее намокли, руки покрылись гусиной кожей. Лука подался вперед, и его вырвало. На асфальт между его ног шлепнулся комок картофельного салата, слегка подкрашенный розовым фруктовым пуншем. Они с матерью не стали отсаживаться. Они словно бы вообще ничего не заметили. Не замечали они и того, как задергиваются шторы и занавески в окнах соседних домов: соседи готовились отрицать, что видели хоть что-нибудь.

Лука замечал лишь стены, тянущиеся вдоль улицы, где жила его abuela. Он, конечно, видел их и прежде, много-много раз, но теперь обратил внимание на одну особенность: перед каждым домом располагался такой же палисадник, как у бабушки; и каждый двор был спрятан за стеной – такой же, как у бабушки; сверху по каждой стене бежала колючая лента или проволока – такие же, как у бабушки; а попасть внутрь можно было только через запертую калитку – как и у бабушки. Акапулько – опасный город. Жители тут всегда осторожничают, даже в таких приличных районах, как этот. Особенно в таких приличных районах. Но на что годятся все эти меры, когда приходят такие мужчины? Лука положил голову на плечо матери, и та обвила его одной рукой. Она не спрашивала сына, как он себя чувствует. Отныне и впредь этот вопрос будет встречать лишь непонимание и боль. Лидия изо всех сил пыталась не думать обо всех словах, которые никогда не произнесут ее губы, о чудовищной пустоте на месте слов, которые она никогда не скажет.

По прибытии полиция перегородила желтой лентой с надписью escena del crimen улицу с обоих концов – чтобы перенаправить движение и освободить место для зловещей вереницы специального транспорта. Появилось множество полицейских, проходивших мимо Луки и Лидии с выражением наигранного почтения. Когда рядом возник старший следователь и начал задавать вопросы, Лидия на мгновение замялась, пытаясь сообразить, куда отправить сына. Он слишком мал, чтобы слушать все, что ей нужно сказать. Требовалось передать его на чье-то попечение на несколько минут, чтобы она могла ответить честно на самые ужасные вопросы. Хорошо бы отослать его к отцу. К бабушке. К тете Йеми. Но все они лежали мертвые на заднем дворе – так близко друг к другу, словно фишки домино. Да и вообще – все бессмысленно. Полиция не будет никому помогать. Лидия заплакала. Тогда Лука поднялся с земли и положил холодную руку на затылок матери.