– Воды…
С трудом открыв глаза, я тут же зажмурился от бьющего в них яркого солнечного света. Впрочем, секунду спустя спасительная тень упала на мое лицо, и, вновь разомкнув веки, я увидел стоящего над собой дружинника – того самого молодого парня с русой бородой и светлыми, голубыми глазами, которого чуть ли не добил. Почему-то сразу подумал, что передо мной стоит добрый человек.
– Воды…
К моему удивлению, то, что ответил мне русич, я не понял вообще. И судя по его реакции – недоуменному взгляду и окрику, направленному куда-то в сторону, смысл которого до меня вновь не дошел, хотя речь и показалось смутно знакомой, – он также не разобрал моей просьбы. Я попытался объясниться жестами, но затекшие руки не слушались, мне едва удалось поднять их на уровень груди.
Дружинник отошел, солнце вновь ударило в глаза, но теперь я сумел отвести взгляд в сторону, чуть повернув голову. Дела… Вдоль плетеной изгороди какого-то деревянного строения в ряд уложены с десяток израненных, связанных викингов. Где-то в глубине души неожиданно шевельнулось сожаление о судьбе неудачного нападения и боевых товарищах, ожидающих скорбной неизвестности. Да уж, вряд ли к жестоким разбойникам, редко милосердным к побежденным, русичи проявят сострадание.
Память эмоций Андерса… Сейчас я воспринимаю язычников-норвежцев своими, в то время как к русам испытываю стойкую неприязнь. Но это пройдет… Если выживу.
Интересно, а дружинники имеют обычай добивать врага? Вроде не слышал о таком, но отчего-то в памяти Андерса всплывают какие-то жуткие, кровавые сцены, от которых бегут мурашки по коже. Усилием воли заглушив их, я вновь бросаю взгляд на плененных викингов – но на их лицах читаю лишь скорбную решимость и отчужденность. Н-да, они ведь также ничего хорошего не ожидают… А с другой стороны, ведь не добили же раненых, значит, должны пощадить?!
Суд!!! Правда Ярослава!!! На Руси уже существует законодательный сборник, в коем указаны карательные меры к преступникам! Елки, там же есть статья за убийство, а в качестве наказания допускается кровная месть!
Оглушенный жутковатой догадкой, сразу почувствовав жар в только что мерзнущем теле, я случайно бросил взгляд вправо и замер, узнав храм погоста в стоящем чуть в стороне деревянном срубе-избе. Его выдала маленькая закругленная маковка с возвышающимся над ней крестом. И вновь чужие эмоции отозвались глухой яростью, но уже мои собственные рефлекторные привычки взяли верх: я потянулся совершить связанными руками крестное знамение.
Конечно, ничего не получилось: руки едва дотянулись до склоненного с трудом лба, а когда я попробовал довести их до правого плеча, непослушное, онемевшее тело буквально завалилось набок. Но тем не менее моя попытка перекреститься не укрылась от «сослуживцев».
– Эй, Андерс, ты совсем спятил? Это же святилище их бога-слабака!
– Трус!!!
– Вшивый пес!!!
– Решил напоследок изменить вере предков?! Одумайся, Один не примет тебя в Вальхалле!
На удивление, язык викингов я понял отлично: они нашли возможность отвести душу, оскорбляя ренегата, предавшего асов. Да и я хорош, так опростоволосился, выпав из привычного для всех образа удалого морского разбойника.
А с другой стороны…
– Да нет никакой Вальхаллы.
Мой голос ломается, и слова я произношу с трудом, но, судя по застывшим лицам урман, смысл сказанного до них дошел.
– Хах, мы и наши отцы дрались за Йомсборг, при Стикластадире и Венерне, и что в итоге? Кто взял верх?! Мы шли этой ночью покарать русов и сжечь храм «слабого бога», и что же?! Умылись кровью! Мы смеялись над ромеями и русами, высмеивали поклоняющихся Тому, Кто позволил Себя убить, распять – но ведь Он победил асов! Боги Асгарда не смогли остановить Его приход на нашу землю, не даровали победы своим воинам! Так, выходит, Он сильнее? А может, мы и вовсе поклонялись деревянным да каменным истуканам и лили кровь невинных на бездушные идолы?!
Сначала говорить было чрезвычайно сложно, пересохшее горло саднило, я хрипел, но конец фразы дался легче, забрав, впрочем, остаток сил.
Викинги подобной отповеди не ожидали. Закоренелые язычники, они разразились в ответ гневной бранью, в которой, однако, явственно слышались страх и сомнение. Ну конечно, учитывая результаты последних схваток, сомневаться начнет даже тупой! А хирдманы Айварса пусть и закоснели в собственном невежестве и грубости, но все же далеко не тупы.
Поток ругательств прервало появление старшего русского дружинника в добротной кольчуге – воина, сразившего берсерка.
– Урманин, ты хочешь принять крещение? Думаешь, хитрость тебя спасет?
Русич с замотанной в берестяной лубок рукой обратился ко мне грозно, без всякого труда говоря на норвежском. Прежде чем отвечать, я с любопытством его рассмотрел. Не очень высокий – впрочем, они все здесь среднего роста, в том числе и я сам. Ориентируясь на грубоватое, заросшее черной бородой лицо со шрамом через лоб и переносицу и еще одним заросшим рубцом на щеке, я бы дал ему лет тридцать – тридцать пять. Но это на глазок, зачастую в текущий исторический период мужчины взрослеют быстрее.
– Я не стремлюсь купить жизнь предательством Одина. Спроси моих соратников: никогда ранее я не показывал спину в бою и не предавал! Много раз рисковал и много раз мог погибнуть, но теперь я хочу умереть христианином, ибо более не верю в асов! И если это возможно… Говорят, ваши жрецы просят прощения за людей перед Богом. Так я хотел бы попросить об этом жреца.
С минуту воин внимательно смотрел мне в глаза, силясь найти в них фальшь. Молчали и викинги, хотя спиной я чувствовал их пышущие злобой взгляды. Ну и пусть. Вот взгляд старшего дружинника было выдержать непросто – Андерс на моем месте был бы искренен, мне кажется, он вообще не умел врать. Но то Андерс – и, к слову, он никогда не изменил бы богам Асгарда, не изменил бы, даже сомневаясь в них. Однако сегодня в теле предка живет мое сознание, и я вынужден врать.
– Что скажешь, рус?
Воин не успел ответить, его перебил высокий седой старец в клобуке и черном кафтане-однорядке, с деревянным крестом на шее. Он незаметно подошел со стороны храма, по облачению в нем легко узнать монаха, а скорее даже иеромонаха
[32] – по-видимому, местного священника. Между тем он довольно чисто обратился ко мне все на том же древненорвежском:
– Желаешь принять святое крещение, урманин?
Я твердо кивнул:
– Желаю! И призываю всех соратников последовать моему примеру! Забудьте бездушных истуканов, примите веру истинного Бога!
В ответ вновь раздались ругательства, проклятия и оскорбления. Н-да, косность последних викингов все же гораздо сильнее доводов разума… А жаль, они могли бы стать моей первой дружиной.
– Мои братья отказываются, их безумие крепко. Но я готов.