Сергей резко соскочил с подоконника, бросился к рюкзаку, вытащил бинокль и вновь занял прежнюю позицию у окна. Но на улице уже никого не было. Загадочное существо бесследно растворилось на просторах Припяти. Птица разочарованно спрыгнул на пол.
Делать было откровенно нечего, и он, устроившись поудобнее, решил вздремнуть. Сергей расстелил плащ-палатку на старой, но вполне годной софе. Пристроил под голову рюкзак и закрыл глаза.
Глава 8
Сна долго не было. В висках постукивала неприятная дробь. Сердце сжалось в комок и тревожно ухало, словно сонар подводной субмарины, пеленгующий проходящий над ней эсминец. Где-то очень далеко бахнул выстрел. Затем торопливо затрещали сразу несколько автоматов. Через несколько секунд что-то громыхнуло, и звуки стихли. Перевернувшись на другой бок, Сергей попытался устроиться поудобней и, наконец, задремал.
Ему снился Таджикистан. Благодаря Зоне все то, что он старался забыть на протяжении своей послеармейской жизни, сейчас проступило вновь и вспомнилось так ярко, как никогда прежде.
…Седой от солнца и времени кишлак. На пересечении двух дорог, особенно важных в этом горном районе, расположился выдвижной пост российской погранзаставы. Куцый рынок, центр местной цивилизации, устало притих под раскаленным полуденным солнцем. БТР, приткнувшись на одной из узких улочек кишлака, плавился от сумасшедшей температуры.
– Охренеть! – младший сержант Кузьмин ошалело уставился в металлический потолок бронемашины. – На кой ляд нас сюда загнали? Всю жизнь на броне ездили – и ничего, а теперь как сельдь в банке внутри маринуемся.
Десять минут назад взводный пинками загнал их в десантный отсек БТРа, пообещав открутить головы тем, кто высунется наружу. Тем не менее двое «стариков» распахнули настежь все имеющиеся люки. Это ни на каплю не спасало от жары. Голова гудела от дикого пекла. До железа обшивки нельзя было дотронуться, металл оставлял на теле самые натуральные волдыри и ожоги. Бойцам было тесно. На всех – шестнадцатикилограммовые броники. Стволы автоматов постоянно цеплялись за выступающие внутренности бронетранспортера. В горле саднило от жажды, а гуляющий сухой ветер приносил лишь пыль да острый, как бритва, песок.
В районе участились снайперские подстрелы военнослужащих. Били издалека, как по колоннам, так и по одиночным машинам. Несколько бойцов уже получили койки в госпитале. Расположившиеся на броне солдаты представляли собой отличную групповую мишень. По округе уже вовсю рыскала батальонная разведка, «бэтмены», прозванные так за характерный символ – летучую мышь. Но пока безрезультатно. А поскольку наличие гранатометов и фугасов у противника не было зафиксировано, пришла директива свыше: при движении на опасных участках бойцов прятать внутрь техники. Во избежание.
Отправиться должны были еще пять минут назад. Время шло, а командир все не появлялся. Разомлев от жары, Птица уронил голову на грудь. И тут же получил ощутимый тычок соседа:
– Грабли подбери, салага! Расселся, мля, как король на именинах.
Сергей уже собирался было огрызнуться, как вдруг «дедушка», скрытый по пояс прямоугольником люка, неожиданно дернулся:
– Мать твою!
И тотчас же в соседний распахнутый люк влетела ручная граната. Ргдэшка стукнулась о плечо Серегиного соседа и, противно шипя запалом, закатилась под десантное сиденье. Туда, где в изобилии были свалены выстрелы от РПГ и подствольных ВОГов. Дальнейшее Сокольских запомнил по секундам. Хотя секунда – слишком большая величина для развернувшихся событий.
– Атас, пацаны!
Бойцы ринулись во все свободные выходы. Если бы БТР стоял не у стены, то спастись бы удалось, наверное, всем. Но приткнувшись левым боком к каменной кладке, он ограничивал выход солдат только правыми створками. И тем не менее экипаж и десант показали чудеса боевой эвакуации. Перекрыв положенные уставом нормы и поправ законы человеческой физики.
Едва мелькнули ноги «дедушки», как в освободившийся верхний люк втиснулся второй боец. В основной выход ломанулись сразу двое. Еще один, застряв на мгновение, перевалился через правый боковой створ десанта. Один из «молодых», уже не чая спастись, сиганул за сиденье механика-водителя. Паренек-«душара» обхватил голову руками и закричал. И тогда Серега понял: это конец.
Есть такая детская игра: среди шести участников ставят пять стульев. По хлопку ведущего каждый из играющих должен занять свой стул. Оказавшийся не у дел выбывает. Вот и Сокольских сейчас «выбыл», не успев покинуть бронетранспортер за отмеренные секунды.
Впрочем, Серега был не один. Вместе с ним опоздал на выход Костя Шухарев. Он же – задиристый «черпак» Шухер. Закрепленный на броннике стальной шлем не пустил его в узкое отверстие верхнего люка. И Шухарев брякнулся обратно на пол, больно ударившись коленной чашечкой об угол десантной скамьи.
Говорят, что перед смертью проносится вся жизнь. Но в то мгновенье Сергей лишь успел подумать: «Как же все это глупо…»
Никто и никогда не узнал, о чем подумал тогда Костя Шухарев, всегда особенно жестоко задиравший молодых бойцов и являвшийся головной болью офицеров отряда. В последний миг он молниеносно протянул руку под скамью и сунул гранату под свое тело.
Вспышки Сергей не видел. Тело тряхнуло, в ушах зазвенело, голова ударилась о стенку «восьмидесятого» БТРа. Птица в кровь разбил затылок и потерял сознание.
Маломощная ргдэшка, дающая разлет осколков не более двадцати пяти метров (преимущественно вверх), в узком пространстве БТРа сработала как Ф-1. Сергея спасло лишь то, что открытые люки вывели часть ударной волны наружу. Чудом не произошла детонация боеприпасов, и Сокольских отделался контузией. И после госпиталя его оставили дослуживать положенный срок. Но с тех пор он не менее раза в год ставил свечи в Божьем храме. За себя и за упокой души Шухера. Того не спас бронежилет. Руки, ноги и шея превратились в дырявое месиво. Лишь лицо осталось совсем нетронутым, не считая маленькой дырочки у виска, куда вошел один из многочисленных осколков.
Через несколько дней, вслед за похоронкой, посмертно награжденный орденом Мужества, Константин Шухарев уехал в цинковом гробу на свою малую родину, в Малоярославец.
* * *
– Вы это видите, профессор?!
– Да не орите так мне в ухо, Марк Витальевич! – Ямпольский отстранился от Кобзаря. – Я все вижу, слава богу, не ослеп еще. И поэтому сильно сомневаюсь в исправности приборов.
– Приборы исправны. – Вербицкий меланхолично свернул провод в бухту. – Я трижды это перепроверил. Так что виноваты не они. Проблема либо в физических законах, либо в собственном сознании.
– Мы не могли сойти с ума все разом. – Волков с сомнением смотрел на зашкаливающие значения индикаторов аппаратуры.
– Ну почему же? – парировал Вербицкий. – Такое запросто может быть, стань мы жертвой применения какого-либо химического или психотропного оружия. Но вот то, что при этом мы наблюдаем одинаковые для всех галлюцинации, действительно очень сомнительно.