В любом случае, топтаться на одном месте – не выход.
– Все фиговее и фиговее, – пробормотала я и ободряюще сжала руку Коры, прежде чем мы с ней сорвались с места.
Мир сжался до узкой прямой линии. Я чувствовала, как прыгает сердце в груди, слышала, как шлепают по земле подошвы Коры. Она старалась не отставать, не просила притормозить или остановиться. Я не оглядывалась. Если за нами гонятся, то об этом лучше не знать.
Дверь порта оказалась закрыта. Не знаю, хорошо ли это. Может, за ней пришельцы еще не побывали. У самого порога я остановилась и оглянулась на Кору. Подруга кивнула, выхватила из кармана карту доступа и провела ею по сканеру. Тот пискнул, но замок не открылся. Кора нахмурилась и снова провела картой. Тишину кругом прорезал неприлично громкий писк. Если из-за него мы погибнем, будет очень тупо.
– Подожди, – вполголоса проговорила я и схватилась за ручку двери. – Попробуй-ка теперь.
Кора провела картой в третий раз, и я изо всех сил потянула за ручку. Панель подала сигнал – и вот дверь щелкнула и распахнулась. Кора облегченно вздохнула, пряча карточку обратно в карман. Теперь эта штучка бесполезна: нет больше дверей, которые можно было бы ей открыть. Но она принадлежала ее матери, а у Коры не было времени забрать из дома что-то на память. Возможно, карточка – единственное, что осталось у нее от Делии, и не мне судить Кору за подобную привязанность.
Узкий коридор по ту сторону двери, к счастью, чист. Ни на стенах, ни на полу крови нет. Потолочные лампы светили ярко, устойчиво – никаких поломок или отключений. Я не хотела тешить себя лишними надеждами, но надеюсь, все так и есть. Если монстры ничего не повредили в пусковых системах, мы просто заберемся в шаттл и покинем планету еще до того, как они поймут, что мы сбежали.
Развязка, какой бы она ни была, близка.
Я вошла в коридор, вдыхая прохладный сладковатый воздух, оставлявший слабенький металлический привкус на нёбе – привкус стерильных помещений, чистящих средств и машинного масла. Погодите-ка… Я бросила испуганный взгляд на Кору, когда та шагнула за мной внутрь и закрыла за собой дверь. Та захлопнулась с шипением и лязгом.
– Ты, получается, много времени тут проводишь? – спросила я.
Она удивленно моргнула.
– Как ты догадалась?
– Каждый раз, когда мы целуемся, замечаю: у тебя губы машинным маслом отдают.
Она прикрыла ладошкой рот, и на мгновение мне показалось, что она вот-вот улыбнется – несмотря на все, через что мы прошли сегодня. Мысль эта обнадеживала. Если она еще способна улыбаться, все может сложиться хорошо. Возможно, мы с Корой сумеем оправиться от всего, что видели, и выжить.
– Никогда бы не подумала, что это меня выдаст, – призналась она. – Мой отец – он инженером был. Строил колонии, считай, с нуля. Папа многому меня научил, прежде чем они с мамой разбежались, и мне нравилось с ним возиться. Я вообще люблю ручной труд. Потому-то и приходила сюда, когда не было занятий или работы по дому, училась вместе с инженерами запуска. – Она погрустнела, улыбка на губах умерла, так и не родившись. – Меня охотно учили, так что, думаю, если с твоим шаттлом что-то не так, я починю. Вот только… не думаю, что здесь меня еще кто-то чему-то научит.
– Да. Мне жаль. – Только сейчас я отчетливо поняла, что за этот день Кора понесла столько утрат, сколько мне и не снилось. Это страшно. – Ты знаешь дорогу?..
– К вашему кораблю?
– Да.
– Конечно, знаю. Его нет в разнарядке на ремонт, значит, он где-то на стартовом круге. Пошли. – Кора жестом велела мне следовать за ней, повернулась и нырнула в узкий коридор по правую руку от нас.
Мы уже были на полпути к следующей двери, когда запах крови перебил все другие, более привычные запахи космопорта. Я застыла как вкопанная, лихорадочно озираясь по сторонам. Кора сделала еще пяток шагов, прежде чем заметила, что я отстала.
– Оливия? – удивленно окликнула она меня.
Красная капля сорвалась с потолка и с тихим плеском разбилась о плиты пола – прямо у меня перед носом.
С большим трудом я подняла голову – и уставилась прямо в мертвые, ошеломленные глаза мужчины, засунутого в вентиляционную шахту. Шахта узкая. Никогда бы не подумала, что туда может поместиться тело взрослого человека. Хотя, как я вскоре поняла, это лишь половина тела. Обе ноги и правая рука отсутствовали. Вместо них – одни разлохмаченные культи с белеющими в сердцевине обломками костей.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь подавить крик, который грозил вырваться наружу. В таком замкнутом пространстве он оставит после себя долгое эхо, на которое сбегутся чудовища и прикончат нас. Нужно быть сильной и храброй – иначе я не спасу ни Виолу, ни Кору, ни…
Кора вдруг выхватила электрошокер, прицелилась прямо в меня и завопила:
– В сторону!
Я отскочила.
Коридор узкий, но мне хватило места, чтобы прижаться к стене и рвануть вперед. Кора выстрелила в кого-то позади меня. Я была достаточно близко к лини огня, чтобы почувствовать, как разряд пронесся мимо: волосы встали дыбом, а по коже прокатился колючий плотный жар.
По коридору прокатился рев, и я поняла, в кого она стреляла. Выхватила пистолет, как только добежала до Коры, и лихорадочно прицелилась. Отдачей меня отбросило к стене, зато пуля угодила монстру прямо в грудину. Цвет панциря у него оказался бледнее, чем у сородичей: эта окраска позаимствована у львиного червя, чья туша вынашивала и кормила монстра. Гибридный дьявол взревел от боли, реснички на его боках лихорадочно зашевелились.
Вот оно – дело жизни моих родителей, апофеоз Загрея, плод человечьей гордыни, воплотившийся в одном биологическом кошмаре. Все смешалось и мутировало – и непостижимый плод этих преобразований явился по мою душу.
– Беги! – закричала Кора. – Я тебя прикрою!
Я не побежала. Вместо этого я прицелилась получше. Нужно засадить пулю точнехонько ему в голову, в этот скрежещущий раззявленный клюв. Если монстр лишится мозгов – ему конец. Иначе и быть не может.
Кора выстрелила снова – и похоже, для чудовища это стало последней каплей. Ему не причиняет серьезного вреда электричество, но оно раздражает его, и этого вполне достаточно. Тварь двигалась так быстро, что я едва успевала уследить за ней. Одной изогнутой клешней монстр наотмашь хлестнул Кору, откинув к стене. Кора вскрикнула, ударилась спиной о металл – достаточно сильно, чтобы оставить на нем вмятину, – и безвольно сползла на пол.
Монстр снова заревел, торжествуя, вкладывая в звук боль и гнев, и снова пополз к ней, теперь уже медленнее. Реснички львиного червя двигались в воздухе – как только я шевельнусь, монстр об этом узнает. Но проблема в том, что я вообще не могла пошевелиться. Гремучая смесь боли, страха и ярости вскипела во мне. Хотелось взреветь на пару с чудовищем, выплеснуть все наружу в первобытном вопле, сотрясающем стены. Но я не могла. Не могла выдавить ни звука.