— Я впечатлён, Луи, — недовольства в голосе короля заметно поубавилась. Он хоть и слышал о том, что его маршал собирается нанести королю Неаполя удар с неожиданной стороны, но не ожидал, что всё будет настолько серьёзно. — Но почему тогда вы не использовали недовольство вассалов прямо на территории королевства? А затем наш флот мог бы… сами понимаете.
— Борджиа успели бы вмешаться, выступить на стороне Альфонсо и верных ему вассалов. Слишком велик риск неудачи. А сейчас часть неаполитанцев перешла к нам, другие просто разбежались и лишь немногие сохранили верность и ушли со своим королём обратно. Но это ещё не конец той партии, которая была начала.
Маршал слегка усмехнулся, показывая тем самым, что ему есть чем порадовать своего короля, и это несмотря на то, что до этого он всё же огорчил Карла VIII тем, что не смог вырвать у Борджиа победу в первом сражении битвы за Италию.
— Беглеца ожидают новые неожиданности?
— О да, мой король! Пока его не было, в Неаполе Альфонсо ждут не только немногие верные вассалы, но и много тех, кто желает отправить сына короля Ферранте в знаменитую «комнату мертвецов». Хотя эти богомерзкие чучела уже предали земле, но память осталась. И желание сделать с сыном то, что его отец делал с другими. Ненависть, подогретая золотом и распалённая обещаниями, сделает возвращение короля не таким безопасным, как он себе представляет.
— Мы можем быть в этом уверены? — поинтересовался Жильбер де Бурбон-Монпансье на правах родственника короля, потому как сам Карл, призадумавшись, молчал.
— Уверены в том, что у Альфонсо будут проблемы по возвращении? Да. Что его пленят или убьют… К моему сожалению, тут ничего нельзя обещать. Но серьёзно пополнить свою разбитую армию он не сможет, клянусь своими предками! Нашей армии нужно лишь добраться до Неаполитанского королевства, а там оно само упадёт в руки Его Величества.
— Осталось лишь пробить путь сквозь армию тех, кто уже один раз показал вам, маршал, свои умения, — процедил сквозь зубы д’Обиньи. — Жаль, что с вами не было моих гвардейцев, их не остановили бы ни пушки Борджиа, ни тактические хитрости. Шотландцы знают, как справляться… расправляться с хитрецами.
— У вас ещё появится такая возможность и как бы не пришлось пожалеть о сбывшихся желаниях, — огрызнулся Ла Тремуйль. — Герцог Миланский, здесь присутствующий, подтвердит, на что способна эта новая армия. Боюсь, что и наши доблестные гвардейцы могли не выдержать всего того, что пришлось испытать нам.
— Довольно!
Голос короля почти мгновенно прекратил начавшую было разгораться ссору. Учитывая же довольно горячий нрав Ла Тремуйля и непробиваемую уверенность в своих словах командира королевской шотландской гвардии… Потому Карл VIII и вмешался, слишком хорошо успел изучить своих приближённых. Если им хочется кого-то ненавидеть — пусть, но во время войны все запасы гнева должны быть направлены лишь на врагов короны.
— Простите. Ваше Величество…
— Я забылся, — вторил маршалу д’Обиньи. — Более ‘того не повторится.
— Проявляйте горячность в следующей битве, которая последует… А где она последует, Ла Тремуйль, куда отошли войска Борджиа?
— К Модене, — покривился маршал. — В полном порядке, со всеми взятыми в битве трофеями. Ничего нам не оставили, разве что отсутствие запасов провианта.
— Зато Борджиа прислал одного из своих приближённых, — напомнил Лодовико Сфорца о том, что как-то пока не всплыло в ходе беседы. — Хочет о чём-то договариваться, но тянет время. Я думаю, посланец ожидал прибытия Вашего Величества.
Любопытство — это то, чего не лишены даже монархи. Точнее сказать, особенно монархи его не лишены. По крайней мере те из них, которые ещё не разучились смотреть на жизнь и воспринимать её такой, какова она есть. Король Франции, себе на радость и врагам на горе, относился именно к этой части венценосных особ, потому сильно заинтересовался личностью посланника. Узнав же, что Чезаре Борджиа прислал не просто приближённого, но одного из своих военачальников, не мог не приказать удовлетворить своё любопытство.
— Пусть его пригласят сюда. Или нет, не сразу. Сначала пусть сюда приведут кардинала делла Ровере. А может…
— Позволю напомнить Вашему Величеству, что если ваше «может» относится к Савонароле, то это не поможет не только осмысленному, но вообще разговору, — использовал недолгую паузу Бурбон-Монпансье. — У этого… пророка и «гласа» божьего» последние дни разные видения. Громогласные, а он всегда стремиться поделиться ими с окружающими. Увидев же одного из приближённых столь ненавистных ему Борджиа, он способен на самые разные и не всегда разумные действия.
— Вы правы, Жильбер. Прибережём ораторскую мощь монаха для встречи именно с Борджиа, а не с его посланцем. Но кардинала Джулиано делла Ровере привести, нне интересна будет эта встреча!
— Как будет угодно моему королю.
Щелчок пальцами, и вот уже слышавший всё сказанное один из гвардейцев выскальзывает в приоткрытую дверь, дабы доставить сначала кардинала, ну а потом и посланника кардинала и великого магистра Ордена Храма. Ну а чтобы не слишкомуж распалять своё любопытство, Карл VIII потребовал от маршала и герцога Миланского пусть не слишком уж подробного, но в то же время показывающего суть недавнего сражения рассказа.
Королям трудно отказать, потому маршал Франции Луи да Ла Тремуйль старался изо всех сил, рассказывая о сражении с первой и до последней его стадии. Причём не ограничился словами, используя для придания веса ещё и картой местности. Теперь король мог видеть, пусть и в реалиях карты, как всё происходило на поле боя близ Реджо-Эмилии. И чем дольше длился рассказ, тем сильнее омрачалось лицо Карла Французского. Он начинал в полной мере понимать, что если и была в поражении вина Ла Тремуйля, то самая малая. Просто враг оказался ничуть не хуже подготовлен, лучше вооружён, а к тому же вынудил франко-миланскую армию на сражение в выгодном именно Борджиа месте и в наиболее удобное для себя время. И если бы не удачный ход маршала с неаполитанцами, армия могла быть по настоящему разгромлена, да и часть герцогства Миланского оказалась бы занятой войсками Борджиа и Медичи.
— Более восьми тысяч убитыми и пленными. Пара тысяч раненых, часть из которых долго не вернутся в строй или вообще умрут, останутся калеками… И значительного преимущества в артиллерии у нас больше нет.
В ответ на эти слова монарха Ла Тремуйль лишь тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что он тоже крайне сожалеет, но сделать что-либо, увы, не в его силах. Зато д’Обиньи в ответ на прозвучавшие слова короля рискнул высказаться:
— Без преимущества в артиллерии и при новых, столь действенных орудиях у Борджиа пробивать стены крепостей будет гораздо сложнее. Конечно, если командирам гарнизонов оставят часть артиллерии. Новой, а не той, которой мы изначально рассчитывали противостоять.
— Чезаре сын своего отца, а поэтому хитёр и предусмотрителен, — сказал, как ядом плюнул Сфорца. — Он не оставит беззащитными действительно важные крепости. Но ведь ваш король, д’Обиньи, привёл сюда, в Италию, двадцать тысяч свежего войска. Число! Ему Борджиа не смогут достойно противостоять.