Все загадки истории - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 102

— Ох, накличете вы, сударыня… Да за такие речи завтра же «крайние меры» последуют.

— Не последуют. Никаких «крайних мер» не будет, — вдруг усмехнулась Елизавета. — Ибо хозяйка наша боится, что при «крайних мерах» я тотчас скажу то, что знаю. Не выдержу и расскажу. А она не хочет этого услышать. Она так не хочет этого услышать, что боится даже встречи со мной… А хочет она, чтоб я только признала, что ничего не было.

Была лишь безумная лгунъя, всклепавшая на себя чужое имя.

— Опомнитесь, сударыня, еще раз увещеваю. И когда опомнитесь, мы разговор продолжим.

«А ведь и вправду как все странно! Государыня грозит, а «крайних мер» не следует… Неужто?..»

Голицын и комендант Чернышев шли по двору Петропавловской крепости. Холодное летнее петербургское солнце горело на золотом шпиле…

— Нервна очень и кашляет… Ох, не протянет!

— Так ведь почему нервна она?.. — усмехнулся комендант. И, подмигнув, прибавил: — Неужто не догадались, Ваше сиятельство?

— Да ты что?

— Жена моя первая поняла. А вчера и лекарь подтвердил.

— Только этого недоставало! — всплеснул руками князь.

В Москве, в Коломенском дворце, Екатерина принимала графа Алексея Орлова.

— Рада тебя видеть в отечестве, Алексей Григорьевич, накануне празднеств наших. Велика твоя доля в победе. Надеюсь, по заслугам и оценила.

— Приношу тебе рабскую благодарность за великие твои милости, матушка!

— Брат твой Григорий в Петербурге в полном здравии, и, надеюсь, скоро его увидишь. Вот и послы иностранные с изумлением отмечают, что вновь он у нас в полной милости. Не понимают, что никогда не забуду услуг вашей семьи нам и отечеству.

— Рабы твои до смерти.

— Знаю.

— Надеюсь, что усердие свое я тебе доказал, когда разбойницу к тебе доставил, — чуть усмехаясь, говорит граф.

— Оно и видно, — пришел черед пошутить императрице. — Лекарь говорит: тяжела она… Впрочем, сия развратница со всей своей свитой, говорят, жила?

Орлов молчал.

— И притом, — вдруг взрывается Екатерина, — смеет нам писать, настаивать на свидании. Объявляет, что может сообщить нам нечто важное. — И совсем уж насмешливо закончила: — Как ты думаешь, Алексей Григорьевич, что она хочет нам такого важного сообщить?

— Уж не знаю, матушка государыня. Но совсем не то, что нашептывают тебе, матушка, друзья мои здешние. Я перед тобой чист: заманил и привез. Как обещал.

— Граф, ты с ней в полной откровенности был… Кажется, так?.. — продолжала насмехаться императрица. — Ну, и кто же она?

— Да, хороши слуги у тебя, коли до сих пор не выяснили!

— Так помоги им.

— Ан не могу, — улыбается граф. — Я отписал: не сказала. Все сказала, — продолжал он, в упор глядя на Екатерину, — и как любит, сказала. А уж она говорить умела… Молода да хороша. Так, что забыть нельзя.

— И ей тебя тоже. До смерти, — усмехнулась императрица. — И все-таки, граф, что по сему поводу думаешь?

— Сначала я решил, что побродяжка. Плетет басни свои… Но как-то ночью… Ночью… — повторил он, глядя на Екатерину.

— Ночью, — печально повторила императрица, будто вспомнила что-то…

— Так вот. Ночью… она вдруг имя одно сказала. Каковое знать ей неоткуда было: Иоганна Шмидт…

— Помню ее, — вздохнула государыня.

«Еще бы не помнить тебе любимой наперсницы Елизаветы! Уж как она тебя тиранила!..»

— И еще про Кейта, англичанина, на службе Елизаветы находившегося. А потом и про учителя…

— Про какого учителя? — тихо спросила Екатерина.

— Дитцеля… Ну, который, по слухам, увез… Августу вместе с племянником Разумовского в Европу. А Дитцеля этого иногда она кличет Шмидтом. Все перемешалось в ее головке… Или рассказал ей все это кто-то. Или молода была, когда все узнала.

— Ну что ж. Сильно опутала тебя бесстыжая лгунья. Неужто забыл, Ваше сиятельство, что сказал вам старик Разумовский: никакого брака тайного не существовало. Как и Августы, следственно! Не в твоем возрасте повторять вековые сплетни! Но чтоб до конца во всем уверенным быть и слугам нашим нерасторопным помочь, поезжайка ты сам в крепость, граф. И разузнай все. Уж доведи до конца дело свое! — улыбалась императрица.

Он помолчал, потом сказал глухо:

— Зачем на муку меня посылаешь, Ваше величество?

— Если сие мука для тебя, дай Бог! Значит, сердце в тебе осталось.

А без сердца как жить, граф?.. Граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, как теперь будут тебя называть… Вторая часть имени почетна, да и пригодится… — опять она усмехнулась, — ребенка будущего прозывать. Чтоб знал да гордился.

Вошел Потемкин.

Они стояли друг перед другом — Орлов и Потемкин, оба огромные, косая сажень в плечах, и смотрели друг на друга ненавидящими глазами. Но под взглядом императрицы покорно обнялись и радостно расцеловались.

— Граф хоть и устал с дороги, — сказала императрица, — но в Петербург направляется. Торопится облобызать любимого брата.

Не будем задерживать его досужими разговорами…

В 1860 году в «Северной пчеле» была напечатана история некоего Винского. В 1778 году, то есть через три года после описываемых событий, был он посажен в тюрьму за политическое дело, в тот самый Алексеевский равелин. Под старость Винский написал об этом «Записки». Он писал, что в конце срока временно перевели его в большое сухое помещение. И как-то, стоя у окна, он заметил на стекле итальянскую надпись, нацарапанную алмазом: «О! mio Dio!»

Винский спросил сторожа, приносившего еду, кто был здесь до него. И показал на царапины на стекле.

— Некому другому писать, кроме барыни. Перстень у нее был. Привезли ее издалека, по-русски совсем не знала. Я ей еду носил, да не как тебе — а настоящее кушанье, с комендантской кухни. А потом к ней как-то сам граф приезжал — Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский. А потом она у нас и родила. А что? Здесь у нас все, как у людей. Тюрьма ведь тоже дом.

В камере темно, тускло горел огарок свечи. Она сидела на постели, расчесывала волосы, и головка ее была склонена, как на том экране.

Орлов в ужасе смотрел на исхудавшее лицо: одни огромные глаза да копна роскошных волос.

— Прости… Я… должен был предупредить о своем приходе. Она расхохоталась.

— Ты сошел с ума. Какие церемонии в этом палаццо! — Она указала на солдат, молчаливо сидевших в углу темной камеры. — Видишь этих очаровательных мужчин при оружии? Они не покидают меня ни днем, ни ночью. А что? Они и есть теперь мои мужчины. Были те, теперь эти. Так что вы, граф, здесь всего лишь один из посторонних непрошеных мужчин.