Недовольство на лице человека, который открыл ей дверь, было столь очевидным, что улыбка сползла сама собой. Кто этот молодой человек, отправленный ее встретить? Помощник? Да, похоже, именно так. Возможно, референт или пресс-секретарь.
Тот, кому, судя по всему, были даны четкие инструкции поскорее от нее отделаться. Мужчина был одет во все черное, его темные глаза сверкали, придавая лицу зловещий вид. Оглядел ее с ног до головы и будто растворился в полумраке дома, хотя отступил всего на шаг.
— Входите же скорее, — сказал он. — В вертолете наверняка фотографы, а у них очень хорошая аппаратура.
По-английски он говорил превосходно, но все же с акцентом, позволяющим безошибочно угадать национальную принадлежность. Впрочем, он и выглядел как истинный француз. Следуя за молодым человеком через фойе в невероятных размеров комнату, которая с легкостью могла вместить пару сотен человек, она обратила внимание, что одежда на нем превосходного качества и сидит идеально, волосы аккуратно зачесаны назад, они достаточно длинные и собраны в хвост.
Она представила, как бабушка возмущенно зацокала бы языком, бормоча что-то о непонятных привычках иностранцев, но переключилась на мысли о том, что если бы это действительно была сказка, то молодой человек прекрасно подошел бы на роль прекрасного принца.
Элис огляделась и увидела, что дверь в другом конце помещения ведет в оранжерею или зимний сад, через стеклянные стены которой виден бассейн. Получается, ее провели в другое крыло дома. Комната была заполнена множеством вещей: кубки, фотографии, огромный телевизор, на котором без звука транслировался фильм. Скорее всего, это кабинет отца. Его логово. А трофеи принадлежат ему. И гонщик в машине на экране тоже он.
Ничего себе… Он был невероятно успешен, не лишен харизмы и очень богат. Возможно, она будет иметь для него значения меньше, чем любая из этих вещей. Сможет ли он принять своего ребенка'? Полюбит ли, несмотря…
Надежда крепла каждую секунду. Счастливый конец близок. Элис с нетерпением ждала, когда же увидит отца. Сейчас она очень нервничала и понимала, что от смущения способна побояться начать с того, что так для нее важно. Отец непременно это почувствует, но поможет ли ей выразить все то, ради чего она пришла?
Молодой человек закрыл за собой двери, прошел вперед и встал перед Элис. Он смотрел на нее, казалось, бесконечно долго, а затем жестом указал на впечатляющих размеров кресло, скорее всего, баснословной цены антикварную вещь.
— Присаживайтесь.
Это больше походило на приказ, чем на приглашение, и в душе Элис вспыхнуло чувство, казавшееся ей забытыми за время, прошедшее с момента окончания школы. Дало о себе знать привычное в те дни бунтарство, и она осталась стоять там, где была.
— Как угодно, — пожал плечами мужчина. Отодвинув массивное пресс-папье, он устроился на краю стола.
Это его мир, и он вправе поступать, как пожелает. Элис же была чужаком, вторгшимся на его территорию. Мужчина смерил ее очередным пристальным взглядом и спросил:
— Кто вы?
— Меня зовут Элис Макмилан. — Это была первая произнесенная ею фраза, и голос прозвучал не так твердо, как она бы хотела. Пожалуй, даже испуганно. Она откашлялась и произнесла: — А вы…
Он приподнял бровь, словно только сейчас понял, что повел себя невежливо, не представившись.
— Жюльен Дюбуа. Кто я значения не имеет.
Но это очень важно, разве не так? Какое положение он занимает в доме? Привратника? Или более значимое и способен помочь в ее деле?
— Откуда вы, мисс Макмилан?
— Называйте меня Элис. Ко мне все обращаются по имени, даже дети.
— Вы учительница?
— Воспитательница дошкольного образования.
— Из Англии?
— Из Шотландии. Живу в Эдинбурге, хотя родилась и выросла в небольшой деревне, названия которой вы точно не слышали. Впрочем, это не важно.
Господи, откуда взялся этот вызов во взгляде и нежелание подчиняться? А еще ощущение, что она провинилась и ее вызвали в кабинет директора школы? Она не должна вести себя так грубо и отвечать ему в той же манере, которой он задавал вопрос.
Мужчина вскинул бровь и замолчал, не сводя с нее взгляда. Несмотря на пробравшийся в душу стыд, Элис не собиралась признавать неправоту и отворачиваться. Оказывается, его глаза совсем не такие темные, как показалось вначале. Намного светлее, чем ее карие. Точнее было бы назвать их ореховыми. Или цвета молочного шоколада. Черты выразительные и четко очерченные, такое лицо непременно заметишь в толпе. Красивые брови недовольно сдвинуты, на скулах проступала щетина, словно он забыл побриться.
— Вы заявили, что Андре Лоран ваш отец?
Вопрос прозвучал так резко, что рассек пространство, и Элис невольно прищурилась и пристальнее вгляделась в лицо мужчины напротив.
— Так и есть.
— И вы можете это доказать?
— Да.
— Показывайте.
Элис сняла с плеча рюкзак, опустилась на край неудобного стула, чтобы было сподручнее открыть внутренний карман, и достала конверт. Оттуда она извлекла фотографию. Снимок поблек от времени, но лица были хорошо различимы. Как и цвета, давая Элис повод вспомнить, какими яркими были волосы матери и какой лучезарной улыбка — ею можно было осветить всю эту комнату. Внезапно на глаза стали наворачиваться слезы, и она поспешила перевести взгляд на мужчину на фотографии, а затем подняла глаза, чтобы сравнить с изображениями на стене.
Кивнув, она протянула фотографию Жюльену.
— Это моя мать, — тихо произнесла она. — Я ничего бы не узнала, если бы она не хранила эти вырезки из журналов. — Она опустила глаза и посмотрела на пачку, все еще лежащую в конверте. — Они были хорошо спрятаны. Я нашла их случайно после того, как… мама умерла.
Если она и ожидала выражения соболезнований по поводу горя в семье, то напрасно, они не последовали. Жюльен равнодушно окинул взглядом и протянул фотографию обратно.
— Это доказывает лишь то, что ваша мать была в числе фанатов Андре. История слишком древняя.
— Мне двадцать восемь, — выпалила Элис. — Не такая уж и древняя. — И мама не была фанаткой, как вы выразились. Она была влюблена…
Жюльен пренебрежительно фыркнул и покачал головой.
— А почему именно сейчас? — спросил он. — Почему сегодня?
— Я… я вас не понимаю.
— Где вы были на прошлой неделе?
— Я? Ездила в деревню на несколько дней. Потом путешествовала.
— И не смотрели телевизор? Не читали газет? — Он всплеснул руками. Бабушка охарактеризовала бы этот жест, как непременно присущий иностранцу и слишком мелодраматичный. — Неужели вы не знаете?
— Что я должна знать?
— Что три дня назад Андре разбился на машине. Он погиб. Сегодня были похороны.