Роз-Мари обвила ручками ее шею.
— Я так рада, что вы здесь, мадемуазель. Стало гораздо веселее, с тех пор как вы приехали.
— Мне это очень приятно слышать, — улыбнулась Мелита.
Роз-Мари поцеловала ее в щеку.
— Вы ведь не уедете, правда? — спросила она. — Все, кого я люблю, уезжают, и тогда я остаюсь с кузиной Жозефиной.
Мелиту охватила жалость к девочке. Потеряв мать, Роз-Мари боялась лишиться и отца — в ее маленькой жизни не было ничего постоянного.
— Я останусь, Роз-Мари, я не уеду.
Мелита почувствовала, что дала обещание не только Роз-Мари, но и графу. Они как-нибудь преодолеют все это, хотя, конечно, будет непросто. Придется перенести немало трудностей и, возможно, ударов судьбы, но в конце концов они будут вместе.
«А только это и важно», — подумала Мелита.
Роз-Мари крепче прижала ее к себе.
— Если вы останетесь, я буду очень хорошей, — сказала она, — и когда Филипп сделает мне новую куклу, мы ее спрячем, и кузина Жозефина ее никогда не найдет.
— Мы подумаем об этом. — Мелита решила, что ей не стоит вступать в явный заговор против мадам Буассе.
Она поцеловала Роз-Мари и порадовалась, что девочка осталась довольна. Оставив дверь в спальню Роз-Мари открытой, она прошла в свою комнату и также не закрыла дверь.
«Когда я услышу, что граф вернулся, я скажу ему, как он нужен дочери», — подумала она.
Но Роз-Мари уснула довольно быстро, а когда Мелита заслышала шаги графа на деревянных ступенях лестницы, а потом в коридоре, уходившем на его половину дома, время уже приближалось к ужину. Мелита решила, что они уже не успеют поговорить, и стала готовиться к ужину, чтобы выглядеть как можно привлекательнее. Однако она вознамерилась не одеваться слишком кокетливо, чтобы не спровоцировать гнев мадам Буассе, но и простое шелковое платье не могло скрыть всех округлостей фигуры и гибкости талии девушки.
Спустившись в гостиную, она всем существом ощутила присутствие графа, и — она знала это — то же чувство испытал и он, хотя они ограничились лишь вежливым приветствием.
— Bonsoir, мадемуазель.
— Bonsoir, месье.
Он не взглянул на нее, и онане подняла на него глаз.
— Надеюсь, мадемуазель, во второй половине дня вы занимались с Роз-Мари должным образом? — спросила мадам Буассе язвительно.
— О да, мадам, — ответила девушка. — Мы немного позанимались историей и посмотрели в атласе, где находится Мартиника. Это вполне серьезный урок географии для маленькой девочки.
— Завтра вам стоит обратить внимание на арифметику, — заметила мадам Буассе. — Чем скорее Роз-Мари поймет значение денег, тем лучше! А то некоторые ее родственники до сих пор не могут уяснить самых очевидных вещей.
По ее взгляду на графа Мелита поняла, что за ужином мадам Буассе намерена говорить только гадости, и почувствовала себя неловко.
Она не ошиблась. Прекрасно приготовленные блюда — повар превзошел себя, чтобы угодить хозяину, — теряли свой вкус от речей мадам, все время норовившей сказать Мелите нечто обидное и не скрывавшей своей враждебности к графу.
Когда они вернулись в гостиную и Мелита уже подумывала о том, чтобы удалиться, граф произнес:
— Завтра я намерен осмотреть наши земли близ Аджупа Буаллон. Насколько я знаю, ты давно там не была?
— Нет, — отрезала мадам Буассе. Затем голос ее стал совершенно иным.
— Ты действительно стал интересоваться поместьем, Этьен? Если это так, я хотела бы обсудить с тобой ряд вопросов.
— С удовольствием послушаю.
Мадам Буассе смотрела на графа, не веря своим ушам. Обернувшись к Мелите, она сказала резко:
— Вы можете идти, мадемуазель. Не вижу необходимости видеть вас еще раз сегодня.
Мелита сделала реверанс.
— Bonsoir, мадам. Bonsoir, месье.
Граф поклонился, но ничего не ответил, и Мелита поняла, что он борется с искушением указать мадам на ее непозволительную грубость.
Закрыв за собой дверь, девушка бегом бросилась наверх в свою комнату, словно боясь услышать их разговор. Как только она вышла, мадам Буассе обернулась к графу.
— Ты вернулся, Этьен? Ты действительно намерен остаться?
— Надеюсь, что буду в состоянии это сделать, — мрачно ответил граф.
— Ты знаешь, я только этого и хочу, — сказала мадам Буассе, — и первое, что мы должны сделать, если ты намерен почтить меня своим присутствием, так это избавиться от бледной девицы! Толку от нее никакого, и чем скорее ты отправишь ее назад в Англию, тем лучше.
— Этого я делать не собираюсь, — ответил граф. — Она здесь для того, чтобы заниматься с Роз-Мари, и, я полагаю, она сможет не только воспитать мою дочь так, как я того хочу, но и оказать самое благотворное влияние на ее характер.
— То есть я делаю совсем наоборот!
— Я этого не говорил, Жозефина. Но ты очень занята, и, кроме того, столь юное существо, как мадемуазель Крэнлей, — с новыми взглядами и идеями — это, по-моему, именно то, что сейчас нужно Роз-Мари.
— Тебе известно, что я готова относиться к Роз-Мари как к собственной дочери, — напомнила мадам Буассе, — а что ей действительно нужно, так это братья и сестры, и ты это прекрасно знаешь.
Она шагнула к графу, голос ее задрожал от волнения.
— Женись на мне, Этьен! Женись на мне, и у нас будут и другие дети, у тебя будет сын — наследник, и у тебя будет столько денег, сколько нужно, чтобы обустроить все поместье.
Граф тяжело вздохнул и направился через комнату к окну, сквозь которое виднелось уже темнеющее небо.
— Мы уже говорили об этом, Жозефина.
— Да, говорили, — согласилась мадам Буассе, — но ты не становишься богаче от всех этих разговоров, уверток и попыток оттянуть время.
Граф хранил молчание, и она продолжала:
— Твой дом в Сен-Пьере приходит в негодность. У тебя будут деньги на ремонт, и мы сможем жить там, как только нам надоест сидеть в поместье. Мы можем поехать за границу, в Париж, в Европу — куда угодно, в Соединенные Штаты, в Южную Африку, если захочешь. Почему ты так упорствуешь? Зачем продолжать сопротивляться мне, когда ясно, что в конце концов тебе придется уступить, — у тебя нет выбора.
— Я не хочу обсуждать вопрос женитьбы, — отрезал граф.
— Ну а если ты не хочешь жениться на мне, — мадам Буассе явно теряла терпение, — с какой стати я должна кормить тебя, твою дочь, твою драгоценную гувернантку и рабов?
По мере того как она продолжала, голос мадам Буассе становился все более пронзительным.
— Если я уеду и не оставлю вам денег, что вы будете есть — бананы? Пожалуй, другого у вас не будет.