Он сказал это с таким благоговейным ужасом и гордостью, что Гвен на секунду стало жаль его.
– А ты прямо скромник.
Он гневно глянул на нее:
– Не веришь? Когда-то, до того, как моя мать освободила Тень из пещеры, где та была заточена, родители любили своих детей больше всего на свете. Это была огромная, бесконечная любовь, которую даже представить невозможно. Но Империи любовь детей и родителей ненавистна, ты даже представить себе не можешь, сколько сил прикладывают у нас на острове, чтобы уничтожить эту любовь. Я сам этим занимался. Это была моя работа. – Он скривился. Гвен едва разобрала слова за ветром и плеском волн. – И если родители могли любить своих детей, как никто, значит, они и ненавидеть могут, как никто. – Он посмотрел на нее и тихо, завороженно проговорил: – Моя мать ненавидит меня. Она ненавидела меня еще до моего рождения. И она придумает самый ужасный, самый извращенный способ уничтожить все, что мне нравится, все, во что я поверил. – У него задрожали губы. – И это очень скоро произойдет. – Он снова коснулся преграды. – На прошлой неделе я первый раз попал сюда, и купол был твердым, как камень. Я прихожу сюда каждую ночь, я использую всю свою Тень, чтобы разрушить преграду, но пока ничего не получается. Хотя с каждым разом, как я прихожу сюда, преграда все тоньше, сначала она была как камень, но постепенно становится мягче, будто вот-вот порвется. Это временный купол, магия, вложенная в него, испаряется и возвращается к общему источнику Тени. Моя мать создала этот купол для меня, она знала, что я упорный, что я найду его и буду мучиться.
Он повесил голову. А потом поднял и посмотрел на Гвен.
– Скажи мне, кто ты, – тихо сказал он. – Я никогда еще не видел человека, который настолько явно что-то скрывал. Ты не просто так явилась. Тебе показался дух земли, ты нашла Нила и остальных, и я не понимаю, – я очень умный, но я не понимаю, – чего тебе нужно, помогаешь ты мне или мешаешь. Пожалуйста, скажи. Скоро купол испарится, и тогда они нападут. Времени очень мало.
Он умоляюще смотрел на нее, как будто от ее ответа зависит вся его жизнь, и она не смогла соврать. Он растрогал ее своим искренним горем.
– Моя мать была великой золотой волшебницей, – тихо сказала она. – Ее похитила Тень, когда я была совсем маленькой. Мне нужно набрать тысячу тысяч крупинок анимы вот в это украшение, и тогда она ее вернет.
Гвен отогнула воротник и показала чайку. А потом храбро коснулась ее рукой: чайка, до этого совершенно невзрачная, засияла золотом. Одно крыло по-прежнему было темным, но теперь потемнела еще и одна из лап.
Рюрик задумчиво вытер со лба капли морской воды.
– Нужно еще довольно много, – виновато сказала Гвен, поглаживая чайку. – Но когда она наполнится, мама вернется и всех спасет. Она – лучшая. Раз ты такой умный, придумай, как мне получить сразу очень много анимы.
Она с надеждой уставилась на него, и Рюрик серьезно задумался.
– Есть одна идея, – протянул он.
Он поднял руку и коснулся ее щеки. Гвен моргнула.
– Любовные феи сказали мне, что любовь дает отличный прирост анимы. Особенно поцелуи. – Гвен думала, что он шутит, но лицо у него было до смерти серьезное.
– Да ты что, – прошелестела Гвен.
Его ладонь прижималась к ее мокрой щеке, второй он коснулся ее плеча. Гвен задумалась. Она не была уверена, что ей приятно, но вдруг получится? Ладно, ради анимы можно и поцеловаться.
Рюрик качнулся к ней, и Гвен сосредоточенно замерла в ожидании. Но он в последний момент изменил направление движения, промахнулся мимо ее рта и коснулся губами щеки, одновременно передвинул руку, лежавшую на ее плече, ниже, схватил чайку и дернул к себе. Та с треском оторвалась от шерстяной одежки и осталась у него в руке. Гвен услышала звук и дернулась, но Рюрик уже плавно отпрянул и встал на ноги.
– Извини, – сухо, неискренне сказал он, отступая все дальше. Чайку он держал краем своего рукава – видимо, боялся прикоснуться голой рукой. – Мне очень нужен запас магии. Это чтобы всех спасти. Золотые земли важнее, чем одна твоя мать.
– Но… – Гвен тупо ощупывала место, где только что была приколота чайка. – Ты… Но…
Ох, какая же дура! Он, небось, сразу решил чайку стащить, как только она ее показала, и нарочно придумал идею с поцелуем, чтобы Гвен подпустила его ближе и потеряла бдительность. Гвен особенно хорошо понимала его, потому что сама наверняка поступила бы так же, и все-таки… Гвен яростно бросилась к нему, но он увернулся.
– Ты меня использовал!
– Ты тоже хотела меня использовать, чтобы получить магию, – холодно сказал он, держась в стороне. На камнях он балансировал удивительно ловко. – Я просто успел первым. Можно подумать, ты не выискиваешь выгоду, где только можно.
Гвен возмущенно приоткрыла рот, но возразить на это ей было нечего.
– Я же тебе сказала, тупица, мне нужна анима, чтобы вернуть маму! – заорала она, наступая. – В отличие от твоей мамаши, она меня любит! И она! Всех! Спасет!
– Если ты и правда видела Тень, в чем я очень сомневаюсь, то ей уж точно нельзя верить. Думаю, твоя мать давно умерла.
Гвен запыхтела и снова кинулась к нему, но споткнулась о камни и растянулась.
– Аниму нельзя отнять, – прошипела она, морщась от боли в коленях. – Можно брать только то, что дают тебе добровольно.
– У человека – да. Но ты вложила ее в предмет, так что, думаю, это уже не работает. Ну вот сейчас и проверим. Мне пора.
– Стой! – отчаянно крикнула Гвен, но он уже вытащил шар тени, раскинул его, как ткань, и шагнул в получившееся облако тьмы.
Когда оно рассеялось, его уже не было. Гвен бессильно завыла и перевернулась на спину. Ну как она могла поверить Ястребу! Они, видимо, бывшими не бывают! Гвен вцепилась бы себе в волосы, если бы они у нее были, а так пришлось просто обхватить голову промерзшими руками.
За пазухой у нее что-то вдруг заскреблось, и Гвен чуть не заорала: наверное, какое-нибудь ужасное насекомое, обитающее среди этих лысых камней, пробралось ей под одежду. Она лихорадочно затрясла одеждой, пытаясь вытряхнуть его, и на камни выпал Ульвин, сонно потирая лапой глаз.
– Ты… – потрясенно выдавила Гвен. – Ты был тут. Ну, точно! Но ты что, проспал наше перемещение через Тень, мою ссору с Рюриком и падение на камни?
– Угу. – Ульвин сладко зевнул. – Я к тебе прижался, и мне так чудесно было! Больше всего на свете люблю спать у тебя за пазухой. – Он навострил уши и огляделся. – А это мы где?
Гвен собиралась ответить, но тут очередная волна накрыла островок и окатила Ульвина. Тот от неожиданности завизжал на одной ноте, и Гвен торопливо сунула его обратно под шерстяную одежку. Ульвин свернулся там и что-то запричитал про свое дряхлое сердце, и Гвен прижала его к себе через одежду, покачивая, чтобы успокоить. Она была так счастлива его видеть, она даже представить не могла, что еще может чувствовать такую радость, и в то же время ей было ужасно грустно, что он попал в такую передрягу вместе с ней.