«Дорогая доктор Розмари», – начал он свое сообщение, снова сидя со своим малопонятным мобильником на унитазе в ванной. Хуан Диего хотел сказать ей, что он позволил себе некоторые вольности с приемом лопресора; он хотел объяснить свои необычные обстоятельства, связанные с двумя интересными (или, по крайней мере, заинтересованными в нем) женщинами. Однако Хуану Диего хотелось заверить Розмари, что он не одинок и не жалок; он также хотел пообещать ей, что перестанет валять дурака с назначенной ему дозой бета-блокаторов. Впрочем, ему показалось, что прошло несколько часов, прежде чем он набрал «Дорогая доктор Розмари» – дурацкий сотовый телефон был оскорблением для любого писателя! Хуан Диего никак не мог вспомнить, какую дурацкую клавишу надо нажать, чтобы буква получилась заглавной.
И тут Хуану Диего пришло в голову более простое решение: он может послать Розмари его фотографию с Мириам и Дороти на станции «Коулун»; таким образом его сообщение будет и короче, и смешнее. «Я встретил этих двух женщин, которые заставили меня химичить с приемом лопресора. Не бойтесь! Я вернулся на правильный путь и снова воздерживаюсь. С любовью…»
Разве это не самый короткий способ признаться доктору Розмари? И в интонации никакой жалости к себе – ни намека на тоску или упущенную возможность той ночью в машине на Дьюбук-стрит, когда Розмари схватила в руки лицо Хуана Диего и сказала: «Я бы попросила вас жениться на мне».
За рулем сидел бедняга Пит. Бедная Розмари попыталась уточнить свои слова. «Я просто имела в виду, что могла бы это предложить» – вот как Розмари выразилась. И не глядя на нее, Хуан Диего понял, что она плачет.
Что ж, Хуану Диего и его дорогому доктору Розмари лучше не вспоминать ту ночь в машине на Дьюбук-стрит. И как ему послать ей фотографию, сделанную на станции «Коулун»? Хуан Диего не знал, как найти фотографию на своем дурацком мобильном телефоне, не говоря уже о том, чтобы прикрепить ее к тексту. На приводящей его в бешенство клавиатуре маленького телефона не было даже клавиши «очистить». Нужная для «clear» клавиша была помечена «CLR», – по мнению Хуана Диего, на ней хватало места еще для двух букв. Он сердито очистил свое сообщение Розмари, по одной букве за раз.
Кларк Френч знает, как найти фотографию, сделанную молодым китайцем на станции «Коулун»; он может показать Хуану Диего, как отправить фотографию с текстовым сообщением доктору Розмари. Кларк знает все, кроме того что делать с бедняжкой Лесли, думал Хуан Диего, ковыляя к кровати.
Не было ни лая собак, ни кукареканья петухов, но – в отличие от той ночи в канун Нового года в «Энкантадоре» – на сей раз Хуан Диего не слышал дыхания Мириам.
Мириам спала на левом боку, повернувшись к нему спиной. Хуан Диего подумал, что мог бы лечь на левый бок и обнять ее; ему хотелось положить руку ей на сердце, а не на грудь. Он хотел проверить, бьется ли ее сердце.
Доктор Розмари Штайн могла бы сказать ему, что в других местах пульс ощущается лучше. Естественно, Хуан Диего ощутил Мириам – ее груди! – но он не ощущал ее сердцебиения.
Пока он ощупывал Мириам, его ступни коснулись ее ступней; если Мириам живое существо, а не фантом, она наверняка почувствует его прикосновение. Тем не менее Хуан Диего храбро пытался доказать свое знакомство с миром духов.
Мальчик, родившийся в Герреро, был знаком с духами; Оахака была городом, полным Святых Дев. Даже то место, где продавали Святых Дев для рождественских празднеств, – магазин на Индепенденсиа, – даже любая из тех секс-кукол, копий знаменитых Дев города, – были немножко святыми. А Хуан Диего был ребенком из «Дома потерянных детей»; несомненно, монахини и два старых священника в храме Общества Иисуса открыли читателю свалки мир духов. Даже хозяин свалки был верующим; Ривера почитал Марию. Хуан Диего не боялся ни Мириам, ни Дороти – кем бы они ни были. Как сказал el jefe: «Мы не нуждаемся в объяснении, что такое чудо, а что не чудо – мы его видели».
Не имело значения, кем или чем была Мириам. Если Мириам и Дороти были личными ангелами смерти Хуана Диего, его это не впечатляло. Они не будут его первым или единственным чудом. Как сказала ему Лупе: «Мы чудотворны». Вот во что верил Хуан Диего или во что он пытался верить, во что искренне хотел верить, продолжая прикасаться к Мириам.
Тем не менее внезапный, резкий вдох Мириам испугал его.
– Полагаю, эта ночь – с лопресором, – произнесла она своим низким, хрипловатым голосом.
Он попытался ответить ей небрежно:
– Откуда ты знаешь?
– Твои руки и ноги, дорогой, – сказала Мириам. – Твои конечности уже холодеют.
Это правда, что бета-блокаторы снижают кровообращение в конечностях.
Хуан Диего проснулся только в полдень в воскресенье, и у него замерзли руки и ноги. Он не удивился, что Мириам ушла и не оставила ему записки.
Женщины знают, когда мужчины не желают их: призраки и ведьмы, божества и демоны, ангелы смерти – даже девственницы, даже обычные женщины. Они всегда это знают – они могут сказать, когда вы перестали желать их.
Хуан Диего чувствовал себя таким заторможенным; позже он не вспомнит, как миновали это воскресенье и воскресная ночь. Даже дополнительной половинки таблетки лопресора оказалось слишком много. В воскресенье вечером он выбросил неиспользованную половину таблетки в унитаз, он принял только предписанную дозу своего лопресора. Хуан Диего проспит до полудня понедельника. Если и были какие-то новости за выходные, он их пропустил.
Студенты-писатели в Айове называли Кларка Френча «католиком-благодетелем» и «тупилой», а пока Хуан Диего спал, Кларк был занят проблемами Лесли. «Я считаю, что бедняжка Лесли в первую очередь заботится о вашем благополучии» – так начиналось первое сообщение Кларка. От него, конечно, было еще несколько сообщений – в основном об их интервью на сцене. «Не волнуйтесь, я не стану спрашивать вас, кто писал за Шекспира, и мы постараемся обойти стороной вопрос об автобиографической литературе!»
И еще о бедняжке Лесли. «Лесли говорит, что она не ревнует – она не хочет иметь ничего общего с Д., – было в следующем сообщении Кларка. – Я уверен, что Лесли очень озабочена тем, какими чарами, какой жестокой черной магией Д. околдовала вас. Вернер сказал маме, что водяного буйвола ПОДСТРЕКАЛИ к тому, чтобы он напал и стал топтать его. Вернер сказал, что это Д. засунула гусеницу буйволу в нос».
Кто-то лжет, подумал Хуан Диего. Он допускал, что Дороти вполне могла засунуть гусеницу как можно глубже в ноздрю буйволу. Хуан Диего также допускал, что это мог сделать и юный Вернер.
«Это была желто-зеленая гусеница с темно-коричневыми бровями?» – написал Хуан Диего Кларку.
«ИМЕННО!» – ответил ему Кларк. Видимо, Вернер хорошо разглядел гусеницу, подумал Хуан Диего.
«Определенно черная магия, – написал Хуан Диего. – Я больше не сплю с Дороти и ее матерью», – добавил он.
«Бедняжка Лесли будет сегодня на нашем мероприятии, – ответил Кларк. – А Д. там будет? С МАТЕРЬЮ? Лесли говорит, она удивлена, что у Д. есть мать».