Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - читать онлайн книгу. Автор: Питер Акройд cтр.№ 112

В тот же самый период один из придворных пожаловался Сесилу по другому вопросу: «Это так меня изматывает… Я не могу добиться подписи ее величества на ином письме или разрешения отправить уже написанное, все откладывается день ото дня, от часа к часу, и слышу лишь „вот-вот, скоро, завтра“». Ее крестный сын сэр Джон Харрингтон писал: «Когда дела шли успешно, она самым лукавым образом присуждала заслугу своему доброму имени и разумению; а обернись что-нибудь против ее воли и желания, совету с великим трудом приходилось защищать свои действия, пытаясь в то же время не бросить тень на суждения королевы». Другими словами, она с радостью принимала похвалу и неохотно признавала свою вину.

В отношении большей части государственных дел Елизавета предпочитала бездействие. И кто скажет, что это не самая мудрая политика? Лучше ничего не делать, чем действовать опрометчиво. Когда порядки в мире определяются стечением обстоятельств или судьбой, какой смысл так спешить? Несмотря на увещевания Сесила и Лестера, таким образом, Елизавета отказалась встать во главе Протестантской лиги Европы. Это подвергло бы ее множеству опасностей. Она и без того добилась взаимопонимания с правящими монархами и гармонии с преобладающим политическим порядком; она не видела смысла ставить его под удар.

Возможно, Елизавета не понимала неистового религиозного рвения кальвинистов в Нидерландах или католиков во Франции; в ее представлении подобные вопросы решались с помощью расчета и компромисса. Впрочем, из их праведного пыла она могла извлечь для себя кое-какую пользу. Когда испанцы вели затянутую военную кампанию против голландцев, а французы стояли на пороге гражданской войны, Англия представлялась оплотом безопасности и порядка. Она даже могла играть роль арбитра судеб Европы. Елизавета решила отозвать английских добровольцев из Нидерландов в качестве жеста доброй воли по отношению к Филиппу, и весной 1573 года последовало подписание соглашения с Испанией. Договор сулил и гарантированную коммерческую выгоду. К середине апреля порты Испании и Нидерландов официально открылись для английских купцов, которым больше не приходилось опасаться пристального внимания инквизиции.

Событиям, происходившим в дальних уголках планеты, предстояло сыграть роль в более масштабных и длительных конфликтах. В предыдущем, 1572 году сэр Фрэнсис Дрейк высадился в Панаме, стратегической перемычке между серебряными рудниками Перу и портами Карибского бассейна, из которых выходили в плавание испанские корабли. В Испании высказывались опасения, что Дрейк и его команда могут заключить союз с беглыми панамскими рабами, чтобы установить контроль над всем движением по перешейку. Если Мадрид лишится своего золота и серебра, он не сможет финансировать военные кампании в Нидерландах или любых других областях.

В 1578 году бывший работорговец Джон Хокинс был назначен казначеем морского флота и неустанно трудился, чтобы создать флотилию судов, пригодных для океанского плавания. Предполагалось, что корабли перестанут походить на плавучие крепости, но станут стройнее и быстрее, а на борту разместятся орудия и пушки для дальнего боя. За пятнадцать лет после его назначения страна получила двадцать пять боевых кораблей и восемнадцать морских полубаркасов (пинасов).

В конце 1577 года Дрейк отправился в очередное плавание с флотилией из пяти кораблей под предводительством «Золотой лани», известной тогда под названием «Пеликан». Он спустился вниз вдоль побережья Африки, захватывая все иностранные суда, которые попадались у него на пути, а затем пересек Атлантический океан и достиг Нового Света, откуда, проплыв через Магелланов пролив, вышел в Тихий океан. Он стал первым англичанином, совершившим кругосветное плавание. В тот же самый год Джон Ди, любимый астролог Елизаветы, опубликовал труд под названием «Общие и частные заметки о совершенном искусстве мореплавания». На титульной странице была изображена флотилия английских кораблей, с благословения королевы отчаливающая от хорошо обороняемого берега. Ди выступал за создание Британской империи, великой морской державы, и его работа ознаменовала собой все империалистические стремления английских торговцев и придворных с жаждой авантюризма. Например, английский мореплаватель Мартин Фробишер объединил усилия с сэром Кристофером Хаттоном и Джоном Ди для разработки детального плана по обнаружению Северо-Западного прохода, который, как он полагал, откроет ему путь к Китаю.

О Ричарде Хаклите, выдающемся авторе мемуаров об английских путешествиях, говорили, что период его жизни с 1552 по 1616 год совпал с возникновением Великой Англии — «Англии, раздвинувшей границы своей империи на восток и запад». Сам Хаклит писал, что «подданные прославленного и не имеющего равных королевства ее величества, отправляясь на поиски самых удаленных уголков земного шара, превзошли все страны и народы мира». Первая английская колония в Америке Роанок была основана на территории современной Северной Каролины в 1585 году. Возможно, это не та «империя», о которой грезил Генрих, надев императорскую корону, однако в ее основе неизбежно лежали те же честолюбивые стремления, борьба за власть и погоня за прибылью. Однако вплоть до этого момента морское противостояние Испании и Англии ограничивалось скорее Новым Светом, нежели Старым.

Отношения между Испанией и Англией охладились из-за очередного религиозного противоречия. В начале 1574 года прибыли первые семинаристы. В городе Дуэ, в Испанских Нидерландах, была основана семинария английских католических священников, откуда в Англию тайно отправилось трое духовников, чтобы начать работу среди верующих. К тому времени английские католики организовали сеть связей, имея собственных священников для проведения церковных таинств и в то же время рассчитывая на помощь беглых католиков из-за рубежа. Некоторые католические священники стали частными капелланами; другие пошли на компромисс и, приняв главенство новой веры, продолжали тайно служить мессу для избранного круга лиц.

Прибытием трех священников дело не ограничилось, и за последующие двадцать пять лет около шестисот духовников отправились в Англию. Они не были миссионерами. Они стремились лишь поддерживать приверженцев старой веры, а не обращать в нее тех, кто принял протестантство. Тем не менее их деятельность в королевстве представляла собой опасный источник волнений, потому что они выступали против политики той, кого считали незаконным монархом. Руководитель общины в Дуэ Уильям Аллен сообщил духовному начальству в Риме, что священникам был дан указ «проповедовать и обучать (но не публично, а в домах верующих, сообразно примеру апостолов в стародавние дни) католической вере и совершать таинства для тех, кому потребно…». Семинаристам полагалось исповедовать верующих, отпускать грехи схизматикам и укреплять веру тех, кто стремился ей следовать. В предыдущие годы правительство обходилось с католиками с известной долей осторожности, подчиняясь желанию Елизаветы поддерживать мир и порядок любой ценой, однако присутствие священников сочли недопустимым вторжением во внутренние дела страны. Вскоре выбор был сделан в пользу жестких мер.

Неприятности доставляли и приверженцы другого вероисповедания. Весной 1575 года в Олдгейте обнаружили конгрегацию анабаптистов. Эту религиозную секту презирали и боялись больше всего. Несмотря на то что по национальности они были голландцами, их судили в присутствии епископа Лондонского в соборе Святого Павла за самые чудовищные грехи — ересь и богохульство; пятеро публично покаялись и получили помилование. Они устраивали процессии с зажженными охапками хвороста в руках и отрекались от доктрин, гласивших, что Христос «был рожден» Девой Марией, что младенцев следует крестить, что христианин может служить магистратом или носить меч и что христианин должен давать клятву. Пятнадцать из их сподвижников отправили обратно за границу, а пятерых приговорили к казни через сожжение. В действительности на костер отправили лишь двоих — Джона Уилмейкера и Генри Турвурта, которые приняли в Смитфилде свой конец «с величайшим страхом, криками и рыданиями» на глазах у толпы, рукоплескавшей их казни. Это была первая кровь, пролитая во имя религии за все время правления Елизаветы.