Автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Тэтчер cтр.№ 172

Все приняли это. Но Майкл Хезелтайн сказал, что невозможно оговорить каждый ответ по всему Кабинету и что ему необходимо без задержки подтвердить все уже сделанные заявления и ответить на фактические вопросы по проблемам снабжения. Я подозреваю, что никто из присутствующих не видел в этом ничего, кроме хитрости. Никто не стал его сторонником. Он был совсем один. Я снова подвела итог, повторив мои предыдущие замечания и добавив, что нужно рассмотреть вопрос подготовки при покровительстве офиса Кабинета согласованной между различными отделами памятки, к которой можно обращаться за ответами на вопросы. Затем я подчеркнула важность соблюдения коллективной ответственности в этом и других делах. На этом Майкл Хезелтайн взорвался. Он заявил, что в обсуждении «Уэстленда» коллективной ответственности не было. Он намекнул на нарушение справедливости в обсуждениях Кабинета. Он не мог принять то решение, которое прозвучало в моем итоговом выступлении. Поэтому он должен выйти из Кабинета. Он собрал свои бумаги и покинул настроенный против него Кабинет.

Я узнала, что другие коллеги были потрясены случившимся. Но не я. Майкл принял решение, и все. Я уже знала, кого назначу на его место в министерстве обороны – Джорджа Янгера.

Я объявила короткий перерыв и прошла в личный кабинет. Найджел Уикс, мой главный личный секретарь, привел Джорджа Янгера. Я предложила ему министерский пост, он его принял. Я попросила своих сотрудников позвонить Малколму Рифкинду и предложить ему бывший пост Джорджа – позицию государственного секретаря по делам Шотландии, которую он тоже затем принял. Мы связались с королевой, чтобы получить от нее санкцию на эти назначения. Затем я вернулась на заседание Кабинета, продолжила работу и к концу заседания могла уже объявить о назначении Джорджа Янгера. По крайней мере в Кабинете все было улажено.

Когда в понедельник, 13 января палата собралась снова, на утреннем заседании Уилли, Леон, Джордж, «главный кнут» и другие обсуждали со мной, как действовать. Было решено, что Леон, а не я, сделает заявление по «Уэстленду» в тот день на заседании палаты. Все прошло катастрофически плохо. Майкл Хезелтайн поставил Леона в тупик вопросом о том, были ли получены письма от «Бритиш Аэроспэйс», касающиеся встречи между Леоном и сэром Рэймондом Лиго, исполнительным директором фирмы. Было заявлено (как оказалось, неправильно), что на встрече с сэром Рэймондом Лиго Леон сказал, что участие «Бритиш Аэроспэйс» в европейском консорциуме шло вразрез с государственными интересами и что они должны выйти из консорциума. Письмо, о котором шла речь, пришедшее на адрес Даунинг-стрит, 10, и увиденное мной до заседания Палаты, было помечено «Лично и строго конфиденциально». Леон считал, что должен соблюдать конфиденциальность, но, делая это, он использовал юридическую формулировку, что сделало его уязвимым для обвинения в введении Палаты общин в заблуждение. Ему пришлось вернуться в Палату позднее в тот же вечер для извинения. Само по себе это было незначительное происшествие. Но в атмосфере подозрений и интриг, которой способствовал Майкл Хезелтайн, – он таинственным образом знал все об этом конфиденциальном послании, – случившееся подорвало доверие к Леону. Письмо впоследствии с разрешения автора, сэра Остина Пирса, было опубликовано, но это внесло мало нового в обсуждение, так как на следующий день сэр Рэймонд снял свои обвинения, якобы основанные на неправильном понимании. К тому времени, однако политическое положение Леона уже нельзя было исправить.

Все это никак не облегчало моего положения, когда мне пришлось отвечать Нилу Кинноку в дебатах по «Уэстленду» в среду 15 января.

Моя речь основывалась строго на фактах. В ней было показано, что мы пришли к решению по «Уэстленду» правильным и ответственным путем. На самом деле, пока я перечисляла все заседания министров, в том числе заседания комитетов Кабинета и кабинетов, обсуждавших вопрос об «Уэстленде», я ощущала чувство вины за трату времени министров на сравнительно неважный вопрос. Хотя моя речь и излагала только факты, она не была хорошо принята.

Выступил Майкл Хезелтайн, критикуя то, как коллективная ответственность при обсуждении «Уэстленда» была сброшена со счетов, но игнорируя тот факт, что он сам ушел с заседания Кабинета по «Уэстленду» потому, что он являлся единственным министром, не желавшим подчиняться решению Кабинета.

Леон подвел итоги от имени правительства, выступив с речью, которая, я надеялась, поправит его положение в Палате и которая прошла со скромным успехом. Тем не менее пресса по-прежнему оказывала на него давление, много критики было и в мой адрес. Казалось все же, что худшее было позади. Но не тут-то было. В четверг 23 января мне пришлось сделать в Палате сложное заявление. Оно описывало результаты расследования по утечке информации – письма заместителя министра юстиции 6 января. Было очень напряженно, домыслы, крайняя степень возбуждения. Расследование заключило, что чиновники министерства торговли и промышленности выполняли свои обязанности добросовестно, зная, что полномочия от Леона Бриттана, их государственного секретаря, и от моего офиса на Даунинг-стрит, 10, дают им право раскрыть содержание письма Патрика Мэйхью. Со своей стороны Леон Бриттан и министерство торговли и промышленности считали, что имели на это разрешение из Даунинг-стрит, 10. На самом деле со мной не проконсультировались. Это правда, что я, как и Леон, приветствовала бы, чтобы о письме Майкла Хезелтайна, по мнению Патрика Мэйхью содержавшем существенные неточности, требовавшие исправления, стало как можно скорее всем известно. Сэр Джон Какни в тот день должен был выступить на пресс-конференции и объявить акционерам, какое решение принял совет директоров «Уэстленда». Но я бы не позволила, чтобы для достижения этой цели просочилась информация из письма юридической конторы.

В своем заявлении мне пришлось защищать свою собственную неподкупность, профессиональные действия чиновников, которые не могли сами за себя постоять, и, насколько это было возможно, моего готового к бою министра торговли и промышленности. Я нисколько не сомневалась, что как только все узнают правду и поверят в нее, все в конце концов наладится. Но тем не менее никогда не бывает легко убедить тех, кто думает, что знает, как работает правительство, но на самом деле не имеет об этом никакого представления, что никто не застрахован от заблуждений и ошибок в суждениях, особенно когда министры и чиновники находятся под почти непосильным давлением день за днем, как это было из-за выходок Майкла Хезелтайна.

Увы, у Леона оставались считанные дни. Решением заседания Комитета-1922, не моим решением, его судьба была определена. Он встретился со мной после обеда в пятницу 24 января и сообщил, что собирается подать заявление об уходе. Я пыталась отговорить его от этого – было нестерпимо терять лучших людей. Его уход из Кабинета означал потерю одного из лучших мыслителей и конец того, что при других обстоятельствах могло стать успешной карьерой в политике Великобритании. Но к этому времени я уже всерьез думала о своем собственном положении. Я потеряла двух министров Кабинета и не питала иллюзий по поводу того, что как только те, кто настроен критически, почувствуют слабость, в партии и правительстве найдутся люди, которые воспользуются возможностью убрать и меня.