Потом — фотография. С табличкой, как в кино. Вот, в общем-то, и все. Обстановка была не напряженной, даже дружеской. Один из парней, занимающийся моим оформлением, постоянно шутил и рассказывал обо всем на свете. Звали его Андрей, и насколько я поняла, он был такой же заключенный, как и я. Персонала не хватало и они приобщали к делу арестантов. На свободе Андрей работал врачом, и такой ценный не стали отправлять в колонию. В те времена зарплаты людям не выплачивались по полгода, а здесь был шанс на вполне законных основаниях не оплачивать труд человека, исполняющего обязанности врача. За это он находился в привилегированном положении, мог свободно перемещаться по СИЗО и мало чем отличался от работающего здесь персонала.
Андрей видел, что я молчу и шарахаюсь от каждого резкого движения.
Записывая данные обо мне в толстую потрепанную тетрадь, он спросил:
— Статья?
— А это обязательно? — с опаской поинтересовалась я, так как меня уже достала реакция ментов на мою статью.
— Мне надо записать, — сказал Андрей. — А что такое? Нас здесь уже ничем не удивишь.
Я назвала свою статью и, немного осмелев, добавила:
— Как только менты узнают, каждый считает своим долгом меня ударить.
Андрей присвистнул:
— Ты первая, кого я здесь встретил с такой статьёй. Не переживай, здесь менты до тебя не доберутся. Ты теперь в СИЗО, а по-простому — в тюрьме. Ментов здесь нет, и бояться их расправы, не стоит. Охраняют нас военные, а им до ментовских разборок нет никакого дела. Скорее наоборот — они друг друга недолюбливают.
— Ты первая, кого я здесь встретил с такой статьёй. Не переживай, здесь менты до тебя не доберутся. Ты теперь в СИЗО, а по-простому — в тюрьме. Ментов здесь нет, и бояться их расправы, не стоит. Охраняют нас военные, а им до ментовских разборок нет никакого дела. Скорее наоборот — они друг друга недолюбливают.
Он провел меня в комнату вроде склада, и там мне выдали кусок тонкого одеяла (именно кусок — метр на метр) и простыню с огромной дырой посередине; железную кружку и ложку без черенка. Я расписалась в получении одеяла, простыни и посуды и распрощалась с Андреем.
С этой экипировкой я пошла вслед за конвойным по темным коридорам. После оформления появилась и бабуля, которая, видимо, прошла всю эту процедуру еще раньше. Думаю, что раздеваться по пояс ее не заставляли.
Когда мы поднялись чуть выше (не знаю, вышли мы из подземелья или нет), я увидела ряды камер. Длинный коридор уходил куда хватало глаз и тусклого освещения вправо и влево. По обе стороны коридора были одинаковые металлические двери, окрашенные зеленой краской, отличались они только номерами, нанесенными на них белой краской. Охранник подвел нас к одной из дверей. Мне велел встать лицом к стене, руки за спину. Он открыл камеру и отправил туда бабулю. Закрыв за ней дверь, молча повел меня вперед по коридору.
Наконец мы остановились. Мой конвоир достал связку ключей и первым делом ударил ногой по двери, нарушив гробовую тишину этого мрачного коридора оглушительным лязгом. Сейчас меня уже не интересовало ничего, что оставалось в этом мире, все мои мысли были там, по ту сторону таинственной двери. Провозившись какое-то время с замком, конвойный, наконец, открыл дверь.
То, что предстало моему взору в первый миг, заставило отпрянуть назад, а мысль заработала только в одном направлении — направлении побега. Бежать, бежать отсюда и никогда не видеть этого ужаса, не чувствовать этого запаха и забыть. Я попятилась, но меня бесцеремонно впихнули в камеру. За спиной громко клацнула дверь, оставив охранника и мои надежды на то, что это просто злая шутка или страшный сон, там, в другом мире.
Я увидела, а точнее ощутила на себе взгляд двадцати пар глаз: недовольных, удивленных, сонных, безразличных, каких угодно, но только не доброжелательных. Понять тогда это моему разуму не представлялось возможным. Он отказывался воспринимать увиденное. А предстало передо мной вот что: помещение около пятнадцати квадратных метров, в котором стояло шесть трехъярусных нар. Прямо около двери справа стоял небольшой стол, уместиться за которым могло от силы человека три, так как одной стороной он был придвинут к стене. Над столом висела полка, со множеством ячеек, в которых стояли кружки и пластиковые коробки от масла. Слева — небольшая раковина. Сразу за ней, в двух шагах от стола, находился туалет, такая же дыра в полу, как и на ИВС (правда, за невысокой железной дверцей).
В нос тут же ударила неимоверная тошнотворная смесь всевозможных запахов: и грязных тел, и готовящейся еды, и туалета. Все это витало в клубах сигаретного дыма, окутывало тяжелым облаком и не давало дышать. Меня удивило, откуда здесь вообще берется кислород, ведь такое количество людей поглощает его наверняка моментально. Как же сюда попадает свежий воздух? Никакой вентиляции я не обнаружила.
Сначала я не могла понять устройство этого странного дивного мира. Ты словно попал в один из фильмов про постапокалипсис. Какое-то невероятное многоуровневое государство, все увешанное пестрыми тряпками и гроздьями еды, а еще какими-то веревками, сделанными, похоже, из простыней. Я боязливо подняла глаза к потолку, но и оттуда на меня глядели лица. Там, наверху, все люди (бесполые для меня в тот момент) были обриты. На их лысых головах уже начинал отрастать ежик, и они словно ощетинились этими короткими волосами, и смотрели, и смотрели. Молча, ничего не говоря. Подобного я не видела в самом страшном кино. Что делать и как себя вести? Некоторые смотрели на меня огромными блестящими глазами, с неестественно расширенными зрачками, как сумасшедшие в дурдоме. Те, что сверху, утопали в клубах сигаретного дыма, который по законам природы поднимался вверх. Потолок был серо-желтый от никотинового налета. Проглядывающие между нар стены, были такого же серо-желтого цвета.
Вдруг откуда-то из глубин этого хаоса появилась женщина. Она расчёсывала длинные густые черные волосы ярким гребнем. Видом своим она напоминала цыганскую баронессу и в этом кошмаре поразила своей натуральностью. Словно в черно-белом кино появился цветной персонаж. На ней были фиолетовые лосины и красная майка. Женщина выделялась ярким пятном среди этого серого ужаса. Ее появление помогло мне справиться с подступившей тошнотой, позволив сфокусировать внимание на ней одной.
На вид ей было около пятидесяти. Тонкий длинный нос, живые карие глаза. Она внимательно на меня посмотрела, и, наконец, я услышала первые слова, произнесенные здесь:
— Ну, давай посмотрим твои вещички.
С детства испытывая неприязнь к цыганам, я вполне однозначно восприняла эту фразу. Я уж было хотела воспротивиться, но потом вспомнила о своем решении поступать мудро и не препятствовать естественному ходу событий. Да и за что воевать? У меня и было-то всего несколько вещей и книги, уложенные в пакет. Эту потерю можно пережить. Я покорно отдала пакет с вещами появившейся невесть откуда женщине. Такой же серой, как и все остальные жители этого хаоса.
Та достала из него мою одежду. Книги и туалетные принадлежности трогать не стала. Она тщательно осматривала вещи, и я в скором времени поняла, что их проверяют на наличие вшей, пристально вглядываясь в швы на белье. В таких антисанитарных условиях это было весьма разумно. После этого они посмотрели мне голову, и, наконец, женщина, похожая на баронессу, представилась: