Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 57

Ладно, заканчиваю. Может тебе что-то надо? Отмаячь и мы пришлем тебе все, что пожелаешь. Привет всем достойным».

Брат прислал кофе, я ему — хороших сигарет. Обсудили нового адвоката. Как выяснилось, никто из нас уже не верил в способность адвоката вытащить нас отсюда. Те люди, что напали на нас, перегнули палку, поэтому приложат все усилия, чтобы нас не отпустили. Слишком много шума вокруг нас и милиции. Только ленивый не обсуждал произошедшее. Каждый знал шутку о восемнадцатилетней девочке весом в сорок кило, раскидавшей спецподразделение «Сокол», в котором были самые тренированные бойцы. Представляю шуточки, которые сыпались на потерпевшего и его друзей. Но теперь у них не было другого выхода, кроме как гнуть свою линию и дальше.

Вопреки мнению надзирателей, которые считали, что зэки только и делают, что обсуждают «делюгу», говорить о деле не хотелось. Да и что тут обсуждать? Мало кто решал свои вопросы подобным образом. К тому же в любой момент мог появиться конокрад. Так что мы просто болтали. Было весело, хотя почта, полученная таким простым способом, почему-то уже не была ценной. Теперь я, правда, могла снабжать почтой хоть весь монастырь, но для этого у них была другая «дорога». Утром дорогу убирали, оставляя только тоненькую полупрозрачную ниточку, чтобы не забрасывать каждый раз заново. Ее, конечно, тоже могли заметить, но вероятность этого была очень мала.

На работу из новой квартиры меня не пускали. Видимо эксплуатировать полагалось только осужденных. Как-то к нам пришел начальник тюрьмы. Иногда они делали такие обходы, но на моем веку это был первый раз. Может, они не любили ходить в многочисленные камеры, это, наверное, было опасно. А тут стоим себе вчетвером, и он даже задержался у нас в гостях минут на пять, пошутил и произвел на всех благоприятное впечатление. Наверное, ощущал себя венценосной особой, общающейся с народом. Может так и надо себя вести. Потому что к начальнику тюрьмы никогда и ни у кого претензий не возникало. Плохой был начальник этажа или всеми ненавистный завхоз (назывался он как-то по-другому). Хотя этот самый завхоз почему-то повадился захаживать к нам в гости. Приходил под кормушку и болтал с нами по часу. Не то что бы с нами, девчонки стеснялись и выпихивали меня, а я не терялась, строила ему глазки и улыбалась вовсю. Он просто-таки таял, и всеми ненавистный и злостный мужчина превращался в ручного. Девчонки были уверены, что ходит он исключительно ко мне. Но для нас главное что? Разнообразие. Главное, чтобы было чем день занять. Зато теперь мы ни в чем не нуждались, и достать, что угодно теперь была не проблема: нужны ножницы или кран потек — пожалуйста. Как бы жизнь за решеткой ни отличалась, но все равно никто ничего нового не придумал — есть женщины и мужчины, и есть взаимоотношения между ними. Хорошая улыбка еще никому не повредила. Да, очень часто мы в своих горестях забываем об этом мощнейшем оружии, а зря. Уверена, попроси я перевестись в любую камеру, мне бы не отказали. Но здесь меня все устраивало, да и обязанной быть никому не хотелось. Мало ли какие слухи поползут по тюрьме, а потом с этим «сопроводом» ехать в лагерь. Нет уж, репутация в этих стенах была очень важна. Завхоз даже как-то заявился к нам в камеру пить чай и пробыл чуть не два часа. Вот тогда мы устали. Приходилось его развлекать, а он еще и сыпал несмешными анекдотами, над которыми мы вынуждены были смеяться. Девчонки потом «оставили нас наедине», убравшись к себе на нары, а я битый час хлопала глазами и хохотала. Слава богу, что он не мог каждый день к нам ходить. Потом, правда, принес целый блок хороших сигарет, так что усилия не пропали даром.

В этой камере мне особенно часто передавали посылки. Кто и откуда — не имею ни малейшего представления, но я за долгое время пребывания в тюрьме обросла связями. Это были то сигареты, то чай, то конфеты, или вожделенные и столь редкие лимоны, а я до сих пор не знаю, кому была обязана. Киллер выспрашивал у брата мой адрес, но тот упорно молчал. Малолеток здесь не было. Все окна их камер находились на другой стороне, и переписываться было не с кем, кроме брата и парней из его камеры. Но со временем мне надоела и переписка. Слишком много было сказано, я исписалась и ничего нового не могла придумать. Суды теперь страшили меня все сильней. Если поначалу я уверена была в своей счастливой звезде, то сейчас эта уверенность растаяла.

Никто не возвращается из тюремных стен безнаказанным, никто просто так не уходит домой. Я не верила в чудо и теперь могла рассчитывать только на уменьшение срока. Что мне светило? На что я была согласна? С чем смирилась бы? Наверное, невозможно с этим смириться. Ведь даже Дюймовочка, получив год, из которого ей осталось всего несколько месяцев, плакала так, словно жизнь ее закончилась. Видимо ни с каким сроком человек не в силах смириться, принять его. Возможно, это приходит позже.

Я получила письмо от Кати, и каково же было мое удивление, когда я увидела, что пришло оно из Севастополя. Когда твой друг или даже совсем незнакомый человек освобождался, все очень радовались. Может у кого-то в глубине души и была зависть, но она не брала вверх над радостью. Ведь если удалось кому-то, то и у тебя есть шанс. Катя писала, что когда подошло время ее УДО, она стала преследовать начальника колонии. Ходила за ним по пятам. Так как она не работала из-за своего плохого зрения, то времени свободного у Кати было хоть отбавляй. Она подкарауливала начальника у административного здания, и как только он куда-то шел, направлялась за ним и ныла про УДО. Поначалу он от нее отмахивался, потом стал орать, угрожать. Но Катя не отступала. Никто просто так не отправляется домой, как только пришел срок УДО. Для этого начальник должен захотеть тебя отпустить. Он должен подготовить документы, обосновать, что ты

исправился, потом направить твои документы в суд. Без этого никто не освобождается. И конечно начальнику колонии нет до тебя и твоих документов никакого дела, поэтому можно обивать пороги сколько душе угодно. Если твои родственники посодействуют, тогда другое дело — время найдется. Но Кате не на кого было рассчитывать кроме себя, вот поэтому она сама преследовала начальника, рискуя каждый раз оказаться в карцере.

Эта девушка обладала страшным оружием — красотой, она пользовалась им всегда без зазрения совести и добивалась своего. Может, старуху без зубов начальник колонии и слушать бы не стал. Однажды Катя подкралась к нему, когда он зачем-то пошел в сарай для садового инвентаря. Он записывал что-то в блокнот, и тут Катя неожиданно завела свою песню об УДО. Начальник подскочил, выронив блокнот, и увидел Катю, поглаживающую топор.

— Как же ты меня достала! — взревел он, — завтра займусь твоими бумагами.

И спустя пару недель Катя была дома, счастливая и свободная. Всего надо добиваться, не упускать ни единого шанса. Их много нам предоставляется в жизни, просто мы не видим и не хватаемся, думая, что это невозможно или что будет другой шанс.

В этот раз до первого суда прошло не так много времени. Наверное, около месяца.

Как же я нервничала! Возможно, просто накопилось нервное напряжение, но я не могла уснуть всю ночь перед первым заседанием. За день до меня на суд уехала Инга. Посреди ночи у нее разболелся зуб, а к утру раздуло щеку. Выглядело это просто ужасно. Все хотят произвести на судью хорошее впечатление, принарядиться, выглядеть как-то мило или несчастно, рассчитывая на жалость, репетируют речь, думают, что могут как-то повлиять на решение судьи. Я с моим опытом была уверена, что это просто невозможно. Чаще всего всё уже заранее решено, и весь суд это просто фикция. А как иначе объяснить, что за все кражи, хоть за одну, хоть за тридцать, давали срок ровно в три года? Но наивная Инга верила, что ее внешний вид произведет на кого-то впечатление. Она накрутила волосы, попросила у меня приличные вещи и вся изнервничалась. И вот наутро она проснулась с огромным флюсом и выглядела так, словно была запойной алкоголичкой. Она старалась не унывать и хоть как-то скрасить неблагоприятную картину, поэтому сделала макияж ярче обычного. Все стало намного хуже, и мы так хохотали, что слезы на глазах выступили. А что делать? Мы все время смеялись.