Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 41

Спать мы забирались на верхнюю полку по очереди. И хоть здесь не было подушек и одеял, но мерное покачивание поезда убаюкивало, и мне удалось поспать пару часов.

Что ожидало там впереди? Поезд ехал точно по расписанию, останавливаясь на станциях, высаживая одних людей, забирая других. Они наверняка и не ведали, что рядом с ними едут преступники. Возможно, кто-то отказался бы от поездки на таком поезде, опасаясь за свою жизнь. Люди представляли бы страшных маньяков с руками по локоть в крови, размахивающих ножами и жутко ухмыляющимися. Способных на все, на любые мерзости и подлости. Никто бы и не подумал, что мы устали и валимся с ног, не ели и не пили целый день, а о комфортом сне можно было и не мечтать.

Но конечно пассажирам того поезда было неизвестно о страшном соседстве, они мирно пили чай, читали, спали и не задумывались о подобном.

Утро наступило, поезд по расписанию прибыл на вокзал Днепропетровска.

Конечно же, мы не расценивались как полноценные пассажиры, поэтому в первых рядах сходящих никто нас не увидел бы. Поезд простоял на перроне какое-то время, потом вагон отогнали куда-то и нас выпустили. Все повторялось.

Возле ступенек стоял «воронок», и мы по одному под крики: «Первый пошел! Второй пошел!» стали спускаться и размещаться в машине. Все происходило очень быстро, оглянуться и осмотреться возможности не представилось.

Сонные и помятые, мы мечтали размять ноги, но из одного тесного помещения тут же попали в другое. Вечная нехватка транспорта приводила к тому, что такое количество людей находилось в одном автомобиле. И если уж говорить о том, что перевозились преступники, то о каких мерах безопасности могла идти речь? Тридцать человек в одной машине, и всего два-три охранника, которые были далеко не суперменами, попавшими сюда не от хорошей жизни. Они что, занимались в спортзалах? Нет, они целый день возили заключенных, наращивая не мускулы, а животы. Да вздумай кто-то из этих «опасных преступников» убежать, никто бы его не догнал и не смог бы этому воспрепятствовать. Да, наверное, и не стал бы геройствовать.

Приехали к Днепропетровской тюрьме. Огромное кирпичное здание, огороженное решеткой. Нас ввели в просторное помещение. Помещение это было даже больше, чем просторное — просто огромное. А может мне так показалось, после всех тех комнатенок, в которых я провела последние полгода жизни. Эта комната была вся выложена кафелем, напоминая кухню великана. Посередине стояло несколько длинных металлических столов, а по периметру всего помещения тянулись железные шкафы, как в раздевалках.

Несколько женщин-охранниц, огромных таких дородных баб с закатанными рукавами, велели нам сложить наши сумки на столы. Те вещи, которые мы хотели взять с собой, подвергались осмотру, остальное можно было сдать в камеру хранения без оного. Я предусмотрительно оставила себе только самое необходимое, с остальным решив расстаться и не таскаться по тюрьме с большой сумкой. Некоторые из наших воспротивились и не захотели ничего сдавать, за что вскоре поплатились.

Одна из охранниц достала связку ключей и открыла дверцы шкафчиков, расположенных по всему периметру зала. Я наивно полагала, что это камера хранения для вещей. Но это глупое предположение вмиг развеялось, как только нас пригласили занять там места. Я поначалу чуть не расхохоталась, но быстро смекнула, что правила здесь жестче, никто меня тут не знает, и мой хохот в этом кафельном помещении будет подобен грому. Поэтому я покорно зашла в шкафчик. Полностью металлическое сооружение, места в нем было только присесть на маленькую скамеечку и сидеть. Скорее всего, это и были шкафчики для раздевалки, переоборудованные таким вот хитроумным способом. Сидишь себе в шкафчике и сквозь просверленные дырочки наблюдаешь, как кто-то роется в твоих вещах. Захватывающее зрелище! Никто с вещами не церемонился, вываливали все на столы, копались там и запихивали назад. У одной моей попутчицы была очень большая сумка, с которой она не пожелала расстаться. Ей тут же подбросили на глазах у всех колоду игральных карт.

— За карты у нас положен карцер, — спокойно сказала охранница. Сумка твоя отправляется в камеру хранения. В карцере не положены вообще никакие вещи.

— Кто еще не хочет сдавать сумку в камеру хранения?

Бороться с системой в виде этих суровых надсмотрщиц не было никакого смысла. Они работали годами, передавая друг другу искусство общения с заключенными, решая такие вот задачки в два счета.

Просидели мы в шкафчиках, может, часа два. Затем, переживших осмотр и не отправленных в карцер, отвели в камеру.

Я думала, что готова ко всему, что полгода, проведенные в тюрьме, меня многому научили, но ошиблась. То, что предстало перед нашими глазами, было просто ужасно. Камера раза в два больше той, в которой я провела полгода до вынесения приговора. По правую и левую строну от входа располагались нары. Но это были не двух и трехъярусные кровати, к которым я привыкла, а как бы одна длинная сплошная двухъярусная нара. Она представляла собой железный каркас, а середина была из деревянного настила. Его называли «палуба». Постели здесь не было, на этой палубе просто лежали грязные матрасы, и создавалось впечатление логова бомжей. Люди лежали вперемешку, кто где. Глядя на все это, я уже завидовала Вике, которая отправилась в карцер.

Кухни здесь тоже не было, только туалет в углу камеры. Туалет был завешен грязной тряпочкой, казалось, что ею частенько пользовались, когда не было туалетной бумаги. Невероятно грязно было в этой камере. Пол не подметался и не мылся никогда, на нем был просто сплошной слой грязи. Какой толщины был этот слой, оставалось только догадываться. Спинки нары, дверные косяки, решка — всё было покрыто грязью. Тут же сложилось ощущение, что прикоснись ты к чему-то в этой камере, тут же подхватишь все мыслимые и немыслимые болезни. Контингент почему-то тоже был вроде бомжей. Как мы потом узнали, половина из них и была днепропетровскими бомжами, которые «приходили» в тюрьму отоспаться.

Мы брезгливо выбирали, где обосноваться, выискивая достаточно большое место, чтобы расположиться своей дружной крымской компанией.

— Почему здесь такой ужас? — спросила я одну из моих попутчиц, не в первый раз попавшую сюда.

— Это же транзит. Здесь нет смотрящих, никто ничего не контролирует. Никто, естественно, в транзитной тюрьме не будет убирать и следить за порядком. Здесь может быть все что угодно. Так что поостерегись. Вон сколько бомжей.

— Что ты имеешь в виду?

— И обворуют и ножом пырнут. Короче, надо держаться всем вместе.

Вот здесь я почувствовала, что спокойствие стало покидать меня. Стало тошно и тоскливо. Вспомнилась Белоснежка-Катя, прошедшая через эту мерзость. Прикоснуться к чему-либо, чтобы не выпачкать рук, было просто невозможно.

Какая-то девочка позвала нас:

— Эй, если хотите, здесь есть место.

Мы увидели девчушку, которая подвигала свои пожитки и приглашала нас присесть. Место было ничем не лучше и не хуже других, но хотя бы девочка производила приятное впечатление. Я не видела со времени своего пленения таких юных лиц.