Конечно, все эти ужасы не происходили в один день и были растянуты во времени, но случалось всякое.
Вот поэтому-то, подхватив вирус, я и не обращалась к врачу. Единственное, что могла получить, так это насмешки. Лежала себе на наре и болела. Молодой организм мне очень помог, через пару дней я пришла в себя. Но урок усвоила на всю оставшуюся жизнь — молодость не всегда поможет, здоровье надо беречь, как бы банально это ни звучало. Закаляться, гулять, следить за весом. Видела я, как толстухи взбирались на третьи нары, это было просто пугающее зрелище, и видела, как они летели вниз, вывихивая конечности. Одна такая женщина носила объемный свитер с высоким воротом. Голова у нее была обрита и по сравнению с ее тучным телом казалась очень маленькой. Однажды она, уже добравшись до своего третьего этажа, неловко повернулась и просто рухнула вниз, растопырив руки и ноги, как в невесомости. Ее тут же окрестили Таня-космонавт и каждый раз, глядя на нее, я вспоминала этот полёт.
Опасности могут быть не только в фантастическом кино, а и в реальной жизни. И все-таки есть вещи, которые зависят именно от нас самих и надо максимально использовать свои возможности.
Глава 15
Следствие по моему делу все тянулось. Сходила на все допросы к следователю, после чего теперь считалось, что он выяснил все обстоятельства дела. Адвокат был оптимистичен, хотя ничего конкретного не сообщал. И, несмотря на то, что идти на суд было очень страшно, ничего кроме него я уже не ждала. Я устала от этого ожидания и гадания, что же будет, поэтому готова была на все. Прошло полгода пока, наконец, не назначили первое заседание.
О судебном заседании предупреждали заранее — вечером накануне, чтобы на суде человек мог быть во всеоружии. Мне сказали быть готовой к семи утра. Чего уж тут говорить, волнение было таким, что кусок в горло не лез. Девчонки что-то наперебой советовали, одевали меня, снаряжали, как на войну. Очень хотелось произвести хорошее впечатление на судью и прокурора. Очень хотелось увидеть родных. Как там все будет происходить, я могла только догадываться.
Ровно в семь за мной пришел охранник и отвел в боксик. К чему я абсолютно оказалась не готова, это к тому, что заседание суда было назначено на два часа дня, и все это время мне предстояло просидеть в боксике. То есть семь часов! Без еды и воды, это еще ладно, без туалета — невыносимо. От волнения и холода в туалет, как назло, захотелось нестерпимо уже через полчаса. Да уж! Поездки на суд научили меня терпеть нужду по 12 часов. И вот спустя семь часов одинокого скитания по боксику, я уже ни о чем другом, кроме как о туалете, думать не могла. Бочка в боксике, конечно, была очень заманчивой, но, как я уже упоминала, сесть на нее я смогла бы только с табуретки.
Наконец дверь открыли и меня отправили в воронок. Туда же посадили и моего брата, исхудавшего и бледного, как смерть. Сама я выглядела не лучше, но видеть себя со стороны не могла, поэтому пребывала в блаженном неведении. Возле здания суда нас высадили, заломив руки и нагнув чуть ли не до земли. В таком положении отвели в зал заседания. В американском кино подсудимый гордо идет в зал суда в хорошем костюме и в сопровождении адвоката. Пока не вынесен обвинительный приговор, то человек считается невиновным. Это называется — презумпция невиновности! Когда нас ввели в зал, согнутых пополам, о какой презумпции невиновности могла идти речь? Почему даже в зале суда не соблюдались законы хотя бы формально? Мне очень стыдно за охранников, вытворяющих подобное, за судью, позволяющего это, за нашего адвоката, не сделавшего замечание. Мы все составляли наш народ, и гордиться было нечем.
Нас посадили в клетку, стоящую посреди зала суда, как диких животных. Клетку закрыли, а рядом остался конвойный. Пока не начался суд, мы с братом наконец-то могли пообщаться.
— Как дела?
— Хорошо.
— Как в камере?
— Отлично. А у тебя?
— Тоже.
Вот и весь разговор, что еще можно сказать друг другу перед заседанием суда в присутствии охранника? Сказывалось нервное напряжение, слова не шли, и хотелось определенности.
Наконец в зал запустили родственников и друзей. Их оказалось не так много. Все расселись и смотрели на нас, а мы упорно отводили взгляд. Никто не кидался на стены, не причитал и не разговаривал. Отчуждение ощущалось очень остро.
Мы ожидали слов:
— Встать, суд идет, — и конечно все встали.
Суд начался. Судья была совсем молодая женщина, на вид не намного старше меня. За какие такие заслуги она уже судья? С первых же минут этого заседания я поняла, что все это фарс. Формально допросили свидетелей. Они говорили заученными фразами то, что от них хотели услышать. Никто им не задавал никаких вопросов, адвокат, казалось, спал. Я все ждала, что вот он встанет, возьмет дело в свои руки и разобьет в пух и прах лживые свидетельства. Но ничего подобного не произошло. Заседание длилось около часа. Выступил потерпевший с рассказом о секретном задании и моем агрессивном нападении. Следом за ним двое его сослуживцев, подтвердивших его рассказ. Один из них, двухметровый плечистый парень, громко и уверенно заявил, что подсудимая в одиночку раскидала их всех в стороны. Зал прыснул, но и только. Все понимали нелепость обвинений, но сделать ничего было нельзя.
Судья была очень любезна с УБОПовцами, но вопросов никаких не задавала.
Потом выступил участковый милиционер. Мы с братом удивленно переглянулись. Видели мы этого товарища первый раз в жизни. Он охарактеризовал нас как хулиганов, дебоширов и отрицательных членов общества. Его слова были с радостью приняты и занесены в протокол. Мы попытались возмутиться, но охранник велел нам заткнуться.
Вот и все. Так прошло первое долгожданное заседание. Ощущение после него осталось просто угнетающее. Словно вываляли в грязи на глазах у всех и так оставили грязных на всеобщее обозрение. Участие в этом фарсе было вынужденным и безвыходным. Я поняла, что назад пути нет. Что я навсегда останусь в тюремных стенах. Они найдут способы не выпустить меня отсюда. Никому не было никакого дела до истины, даже нашему адвокату. Он получал свои деньги и присутствовал. Хотелось кричать во все горло, но и тогда никто бы не услышал.
Мы с братом наговорили друг другу множество утешительных слов:
— Да ладно, все будет нормально, — говорил брат.
— Я и не сомневаюсь. Это же только первое заседание.
— Удача нас не покинет. Мы ведь фартовые.
— Наша судьба в наших руках! — весело восклицала я.
Оба понимали, что это просто слова, но сказать их было надо.
Нас отправили «домой». Да, вот так теперь воспринималось место нашего заточения. Там нас ждали привычный распорядок дня и знакомые лица, сочувствующие и участливые. Там можно было поесть и поспать, сходить в туалет, в конце концов. Забыть о тяготах сегодняшнего дня. Это ли не дом? Те чужие люди стали ближе, чем родные, глядящие на нас из-за решеток и не знающие, что сказать. Мы для них становились такими же чужаками, которые пережили что-то недоступное и непонятное им самим. Они всматривались в нас, словно пытаясь найти изменения, произошедшие с нами в тех ужасных стенах. Огромные спрятанные клыки, может, покрытые шерстью руки или светящиеся в темноте глаза?