Целую».
Через несколько минут Рыжиков вернулся, забрал письмо и сказал, что сейчас пришел мой следователь и будет очная ставка с потерпевшим. Вот уж чего я не ожидала! Игривое настроение испарилось.
Что говорить? Что делать?
Как ни странно, мой адвокат совсем не провел никакого инструктажа.
— Что мне говорить?
— Говори все как есть.
— А не повредит ли это?
— Если какой-то вопрос тебе не понравится, не отвечай.
Все это казалось странным. Но это же был адвокат! Человек, призванный и нанятый моей семьей, чтобы защищать меня и вытащить отсюда. Если он считал, что надо рассказать голую правду, может так и надо? Ведь он же лучший в городе, так говорили все вокруг: сокамерницы, семья и даже охранники.
Дверь открылась, и вошли двое мужчин. Я вглядывалась в них, пытаясь понять, кто из них кто. Так сложилось, что потерпевшего этого я и в глаза не видела. Как-то не представилось возможности.
Они расселись: один — за стол, дугой — напротив меня и тот, что за столом, сказал:
— Я ваш следователь. Зовут меня Денис Александрович.
Этот следователь был совсем молодым, может, лет на пять старше меня. Серьезный, симпатичный, он был спокойный и бесстрастный. Второй — мужичонка лет тридцати пяти, небольшого росточка, с маленькими бегающими глазками и круглыми щечками. В ухе у него была серьга-колечко. Конечно, мне он показался отвратительным. А ведь этот коротышка был оперуполномоченным, из какого-то важного подразделения милиции. Куда они смотрят, когда набирают таких? Разве не должен он быть высоким и широкоплечим? Сильным и уверенным себе? Защищать слабых, а не обижать их? Нелюбовь к милиции возросла во сто крат, при виде потерпевшего.
— Давайте начнем очную ставку, — сказал следователь. — Потерпевший Пашкуда, расскажите, что произошло.
пожалуйста.
— Значить так, — начал потерпевший, и я прыснула со смеху. Все на меня зашикали, и рассказчик сбился. Потом взял себя в руки и продолжил, — двадцать первого января, в двадцать часов, я и два моих сослуживца выполняли секретное задание. Мы находились на троллейбусной остановке. Внезапно на остановку пришли трое людей. Двое мужчин и девушка. Они кричали и вели себя вызывающе. Поэтому мы решили, что они хотят сорвать операцию. Один из мужчин затеял ссору еще с одним человеком, стоящим на остановке. Тогда мы с сотрудниками направились к этим людям и потребовали прекратить ссору. Мы хотели предъявить документы, но мужчина стал кричать на нас, и между нами завязалась драка. Вследствие этого мы переместились за остановку. Потом я почувствовал резкую боль в области сердца и упал. Дальше я ничего не помню. Еще помню, что видел эту девушку у себя за спиной и подумал, что у нее нож.
«Видел за спиной?», — подумала я, но ничего не сказала. Адвокат молчал. Складывалось такое впечатление, что он думал о чем угодно, только не обо мне. Но не могла же я указывать ему, что делать. Или могла? Теперь понимаю, что будь я немного поактивней, все могло быть иначе. Знай я хоть немного свои права, то могла бы защищаться. А так я привыкла молчать.
— Ирина, расскажите теперь вы события, произошедшие двадцать первого числа, — вежливо обратился ко мне следователь.
Такая очная ставка не могла привести ни к какому выявлению фактов, это была простая формальность. Я даже не помню в лицо потерпевшего, не говоря уж об остальных участниках этого представления. Но ничего не оставалось, как начать рассказ. У меня уже несколько раз брали объяснения, поэтому речь можно было заучить наизусть. Да и сама я много раз прокручивала в голове события того вечера. Думала, что можно было изменить или как поступить по-другому. Пришла к выводу, что все равно поступила бы так же. Как выгородить себя? Да опять же, говорить правду. Она была на моей стороне, хоть буква закона и говорила обратное.
— Двадцать первого января, около восьми вечера я, мой брат и его друг Алексей пришли на остановку троллейбуса. Мы громко обсуждали что-то, и один из находящихся на остановке людей сделал замечание. Брат заявил, что у нас свободная страна и между ними завязалась словесная перепалка. В этот момент к нам подошли трое мужчин и набросились на моего брата. Было очень темно, и я не рассмотрела их лиц. Мой брат сопротивлялся и пытался увернуться от нападавших, таким образом они переместились за остановку. Брат поскользнулся и упал, а трое мужчин стали зверски избивать его. Я очень испугалась такой необоснованной жестокости и пыталась остановить их. Но мои уговоры остались без внимания. Они окружили брата, и я не могла протиснуться через это кольцо. Я пыталась висеть у них на руках, но один из них отшвырнул меня в сторону, я сильно ударилась головой о дерево. Тогда я поднялась и, чтобы хоть как-то остановить их, достала из кармана шило- мундштук, которое мне подарили как раз в тот день. Я два раза ударила им одного из нападавших. Кого именно — не знаю, была ночь, они не представились, и лиц их я не разглядела.
Шило это попало ко мне, можно сказать, случайно. В тот день друг моего брата хвастался, какой у него замечательный мундштук и как из него курить безопасно. Ярко-желтого цвета, он был весьма милой вещицей. То, что в нем было шило, меня не интересовало в тот момент. Я попросила дать мне его, чтобы попробовать покурить через него, сунула в карман и забыла о его существовании до того рокового случая.
— Куда делось орудие преступления? — спросил следователь.
— Оно согнулось, и я его выкинула.
— Кто-то хочет еще что-то добавить? Задать вопросы друг другу? Защита? — соблюдал формальность следователь.
— Хочу добавить: мы, в первую очередь, показали документы и представились, — торопливо сказал Пашкуда.
— Обязательно укажите это.
— Ирина, потерпевший предъявлял удостоверение?
— Нет, не предъявлял. Я звала на помощь милицию, пока они избивали брата.
— Следователь записал наши показания.
— Еще что-то?
Все молчали. Потерпевшему явно было не по себе. Чтобы он ни говорил, никаких документов никто не предъявлял. Мы просто стали жертвами очередных ментовских забав, но я понимала теперь, что мои слова никого не интересуют. Может он испытывает стыд? Я еще раз глянула на его маленькие бегающие глазки и отвергла эту нелепую мысль. Теперь вся система направлена на то, чтобы выгородить своих сотрудников. Никого не интересовало, что было на самом деле. Ну, может, только моих сокамерниц, которые искренне за меня переживали. Правда, оставалась надежда на суд…
Следователь задал нам несколько вопросов, чтобы уточнить некоторые детали. Как то, например, куда девался друг моего брата, когда началась заваруха. Ни я, ни Пашкуда сказать толком ничего не смогли. Он, скорее всего, просто убежал, когда увидел, как на брата набросились. Меня-то сразу же скрутили, выхватили пистолеты и, размахивая ими, приказали лечь на землю. Они орали, как истеричные бабы: — Лечь на землю, лечь на землю.