— А тебе должно письмо прийти? — спросила я.
— Да, у меня на взросляке подельник. Я тут что-то застряла надолго, ни одного этапа за два месяца. Может он в курсе, что случилось.
— А, понятно.
Когда мы, наконец, получили почту, Валя раздала несколько ксив девочкам, а на одну недоуменно смотрела.
— Что за Элоиза? Кто это? Ошиблись что ли?
— Наверное, это я, — пришло мне в голову.
— От кого? — недоверчиво спросила Валя.
— От брата.
— Так ты с братухой? Семейный подряд, значит?
— Чего?
— Сюда много кто всей семьей приезжает, — улыбнулась Валя беззубым ртом. — Вон Степанова сразу с двумя мужьями — настоящим и бывшим.
Я покосилась на Степанову, которая с радостью разрывала упаковку малявы.
— А почему Элоиза? — не унималась Валя.
— Чтобы никто не догадался, — ответила я. — А вообще, это моя песня любимая Бутусова «К Элоизе».
— Ну ладно, убедила, — и Валя протянула мне маляву.
Получить письмо со взросляка от брата было очень волнительно. Просто не верилось, что такое возможно. Я распечатала послание с неким благоговением и стала жадно вчитываться в мелкий почерк брата:
«Привет, Эл. Ну как ты там устроилась? Если ваши камеры подобны нашим, то это кошмар. Представить не могу тебя там. Хотя, зная твой нрав и ум, уверен, что устроишься ты нормально. Я в тебя верю. Пацаны пугают меня рассказами о страшных росомахах, обитающих там, но главное не сила физическая, а сила духа, которой у тебя хоть отбавляй. Все наши шлют тебе привет и гордятся тобой. Говорят, что у меня самая крутая сеструха. Хотят с тобой переписываться, особенно после того, как я показал твою фотку.
Мне самому в первые дни досталось. Я попал как раз на передел власти в хате, и пришлось отстаивать свое право на достойное существование. Помяли мне бока, не скрою, но сейчас все отлично. Верю в нас, в счастливую звезду и, как говорится, в успех безнадежного дела.
Как тебе адвокат? Говорят, он самый лучший, но мне не нравится, что он почти ничего не объясняет. У меня-то пустяки, там и срок давать не за что, а за тебя переживаю. Но ты не волнуйся, если я выйду отсюда, то обязательно тебя вытащу. Ладно, пока сестренка. Буду заканчивать, а то надо уже отправлять почту. Целую».
Взволнованная я перечитала письмо еще раз, улыбаясь при упоминании росомах, а потом бросилась строчить ответ. Малолетки подождут — брат намного важнее.
* * *
Мы все время хотели есть. Так как делать было нечего, то перекусы были обыденным делом. Каждый час хотелось чего-то пожевать, просто от скуки. Вот поэтому мы непрерывно гоняли чаи с сухарями.
Так как вся основная еда готовилась на кипятильнике, то сама я была не в состоянии что-то состряпать. Боялась его как огня. Еще просто нагреть воды для умывания, я могла себя заставить, но о том, чтобы засунуть его в кипящее масло, а потом им же помешивать еду, не могла и помышлять. Позже я поняла, что ничего не надо доверять кому-то. Всегда надо учиться все делать самостоятельно и ни от кого не зависеть. Это самый правильный подход к жизни в тюрьме. Так как тюрьма — это мир в миниатюре, просто заключенный в одну маленькую камеру, то данное правило касается и всего мира в целом. Все уроки, заученные мной в тюрьме, очень пригодились в жизни и ни разу не подвели.
Конечно, не будь у меня передач со свободы, можно было бы и не мечтать о том, чтобы Женя «удочерила» меня. Вот так — хорошая школа жизни. Сразу понимаешь, что всегда и везде всё решают твои доходы. Но всё же бывали исключения из правил. Некоторые женщины бывали настолько забавными, что спустя пару дней они становились полноправными членами семьи, только потому, что были милы Жениному сердцу. Это случалось крайне редко, но все же иметь талант никогда не повредит, потому что никогда не знаешь, куда занесет тебя жизнь. Некоторые вообще по непонятным мне причинам нравились Жене, мои взгляды не всегда совпадали с ее симпатиями. Но она чувствовала потенциал в человеке, тогда как мне было далеко до этого.
В одну из передач мне принесли телевизор, и мой статус тут же взлетел до небес. Это был простой черно-белый «кубик», но его ценность это нисколько не умаляло. Женя меня расцеловала и готова была плясать вокруг него. Он стал самым важным и почетным членом камеры. Может, проведи я тут два года, как Женя, тоже готова была бы на него молиться, не знаю. Она не разрешала его включать по пустякам, только когда начинались новости. Тогда она шикала на всех и каждого и ловила крупицы информации, какие нам хотели дать. А давали крайне мало и понятно было только одно: ни правительству, ни журналистам нет никакого дела до зэков, поэтому никто о нас не говорил и никаких амнистий не готовил. А ведь этот вопрос был самым животрепещущим, как для Жени, так и для всех остальных. Я, конечно, как владелица этого бесценного изобретения человека, могла регулировать, какие передачи смотреть, но ссориться с Женей не хотелось, да и не любила я смотреть телевизор. Иногда вечерами мы смотрели какой-нибудь фильм, но бывало это редко. Ведь сигнал в нашей тюрьме был крайне плохой, с моей нары экрана вообще не было видно, а смотреть фильм под гул двадцати человек не доставляло никакого удовольствия.
Теперь, как только кто-то хотел приготовить поесть, Женя тут же кричала:
— Девки, а ну геть
[3] отсюда. Хватит жрать.
— Ну, Женечка, мы только мивинку запарить.
— Запаривай подальше. Чтобы я у стола вас не видела. Не дай бог прикоснёшься к телевизору.
— Да что ему будет?
— Ах, что будет? Кто его чинить будет? Да он мне родней всех вас. Вы завтра уйдете, а я с кем останусь? А вдруг что-то про амнистию скажут?
Женя не позволяла никому прикасаться к своему «сыночку». Стоял он на столе и теперь, не дай бог, кто-то вздумал бы поесть вблизи телевизора. Она очень боялась, что его зальют чем-то, уронят или стукнут и этот источник вестей сломается.
Девчонки ворчали и уходили, но недовольство росло. Я замечала недобрые взгляды в сторону ни в чем не повинного устройства.
Жизнь теперь стала куда веселей. Незаметно пролетела неделя, а потом начались допросы.
Глава 7
Как-то утром кормушка распахнулась, и в нее назвали мою фамилию. Охранник сказал:
— Одевайся.
На миг я испугалась. Но девчонки загалдели и сказали, что, скорее всего, это пришел адвокат. Так как никаких ужасов у нас в тюрьме не происходило (никого не избивали и не насиловали), то ожидать другого было бы нелепо. Я постаралась принарядиться, насколько это было возможно в столь сжатые сроки. К тому же, несчастная тусклая лампочка под потолком не давала достаточного света, и накраситься при таком скудном освещении было проблематично. От недостатка воздуха и света, в прокуренном помещении кожа становилась серо-белой, и от этого было никуда не деться. Меня спасала только молодость.