Но если бы я сказала императору, что леди Сарнай при смерти, это поставило бы под угрозу их свадьбу. Мне нужно было время, чтобы придумать, что делать, – ради благополучия Аланди.
– Она… поправляется. Служанки за ней ухаживают.
Я ожидала, что он вспылит из-за обмана, но внезапно уголки губ императора приподнялись.
– Ты хорошо ею притворялась. Даже отец Сарнай не смог тебя раскусить.
Он наклонился, и его пересохшие губы коснулись моей щеки, что для всех остальных выглядело как поцелуй. Но на самом деле он грубо прошептал:
– Пожалуй, так даже лучше, но я настоятельно рекомендую тебе не уделять столько внимания птицам в небе.
Я сглотнула. Так вот что меня выдало. Я не знала, что Ханюцзинь так наблюдателен. С другой стороны, я вообще мало что знала о своем императоре.
– Эдан не будет в обличье ястреба, когда его найдут мои люди, – пропел он. – Он будет мужчиной, как Сина. И получит соответствующее наказание.
Ханюцзинь взял меня за плечо и так сильно сжал, что я вздрогнула.
– Я могу быть милосердным, Майя Тамарин. Могу показать ему больше милосердия, чем лорду Сине. Но все зависит только от тебя.
– Я не знаю, куда он ушел, – повторила я.
А даже если бы знала, все равно бы не сказала.
Ухмылка императора улетучилась, и он снова грубо сжал мое плечо, прежде чем наконец отпустить.
– Тогда молись, чтобы сегодняшнее пиршество прошло удачно.
…
На столе перед нами с Ханюцзинем стояла сотня разных блюд – их хватило бы, чтобы накормить тысячу людей. Художник мог бы блаженно умереть, если бы запечатлел своей кистью столь роскошное пиршество: все цвета и текстуры присутствовали, каждая тарелка – тщательно обдуманное произведение искусства как для глаз, так и для языка.
Прошлой Майе претило бы сидеть в центре этого кулинарного театра. Она бы закусывала губу, смотрела в пол и дергала за край рукава, чтобы отвлечься от урчания живота. Однако она бы истекала слюнками от пряного желе из зеленых бобов, слегка присыпанного орехами, древесных грибов, маринованных в уксусе с чесноком, и рыбы с имбирем под сливовым соусом.
Но не сегодня. Сегодня я сидела в своем ослепительном платье из солнца и хладнокровно игнорировала все взгляды в мою сторону. Каждый прожеванный кусочек еды давался мне с трудом.
– Ты почти ничего не ешь, дочка, – заметил шаньсэнь.
Я взяла кусочек жареного карпа. Проглотила его. В нёбо вонзилась косточка, но я и ее проглотила, чуть ли не надеясь, что подавлюсь ею, и меня отправят к себе в комнату.
Ханюцзинь усмехнулся.
– Она злится, потому что я отправил ее любовника в подземелье.
– Ей повезло, что лорда Сину просто посадили в темницу, – мрачно ответил шаньсэнь. – Будь решение за мной, его голова уже висела бы на пике по центру банкетного зала. И я бы заставил Сарнай выпить его кровь.
– Это было бы неприлично, лорд Маканис. – Ханюцзинь крепко сжал мое плечо. – Его казнь подождет до конца свадьбы.
Я чувствовала, как шаньсэнь изучает меня, будто ждал, что я побледнею. Но кровь отхлынула от моего лица из-за его следующих слов:
– Я заметил, что нет вашего самого важного гостя. Где чародей?
– Уехал по моему заданию.
Я чуть не подавилась от лжи императора, а шаньсэнь нахмурился.
– Он оказывает мне неуважение своим отсутствием.
– А вы оказываете мне неуважение, приведя с собой легион солдат, разбивших лагерь у моего дворца.
Шаньсэнь улыбнулся.
– Это лишь подстраховка, чтобы свадьба прошла по плану.
– Мой чародей готовит собственную подстраховку.
Сплошная ложь. Я безучастно смотрела перед собой, пока слуги выносили новое блюдо – одно из последних. Это был целый фазан, тушенный в красном вине и лежащий на раскаленных углях, от которых к потолку поднимались искры. Гости поаплодировали мастерству и утонченности шеф-повара.
Дым ударил мне в нос, раззадоривая мою нервозность. Эдан больше не защищал Аланди. Теперь эта обязанность перешла ко мне – мой долг убедиться, что свадьба состоится.
В ином случае шаньсэнь перейдет в наступление. И Аланди сгорит дотла.
Я едва расслышала, как главный министр Юн произнес тост:
– Давайте же выпьем за леди Сарнай!
– Да, – кивнул Ханюцзинь. – За ее здоровье и красоту.
Придворные подняли чаши в мою сторону, не замечая блеска в глазах императора. Но я знала, что он тайно наслаждался тем фактом, что в этот момент дочь шаньсэня извивалась от мук, причиненных серьезной травмой.
Я подняла чашу и выпила. От алкоголя у меня защипало губы и к щекам прилил жар, но он был недостаточно сильным, чтобы избавить меня от холода, просачивающегося в кровь.
Когда я отставила чашу, в мутной жидкости возникло знакомое расплывчатое лицо. Откуда-то издалека послышался низкий басовитый смех, от которого у меня задрожали руки.
Бандур.
Внезапно шаньсэнь и все императорские гости исчезли. Их места заняли призраки с длинными белыми волосами и блестящими острыми зубами. С их губ стекали тени.
«Сентурна», – звали они, хотя это слово – имя – было мне незнакомо.
Призраки протянули ко мне руки, и я отпрянула.
«Возвращайтесь в Лапзур! – хотелось мне крикнуть. – Хватит преследовать меня!»
«Сентурна, мы ждем тебя. Превращение уже началось. Тебе не сбежать».
Кроме призраков, был кое-кто еще: на месте шаньсэня сидел демон.
Не Бандур – он принимал волчье обличье. Этого тигра я никогда не видела. Его пламенные красные глаза прожигали меня.
«Тебе не сбежать».
От страха у меня волосы на затылке встали дыбом.
– Кто ты?
Демон просто улыбнулся и поднял чашу в мою сторону, в то время как призраки кричали:
«СДАВАЙСЯ, СЕНТУРНА. ТЕБЕ НЕ СБЕЖАТЬ. СДАВАЙСЯ…»
Под их вой огонь по центру стола поднимался все выше и выше. Вино расплескалось из чаш, и мир перед моими глазами покрылся алыми пятнами.
«Довольно!» Мое платье вспыхнуло, и я выплеснула свое вино в огонь.
Призраки испарились. Как и демон в обличье тигра на месте шаньсэня. Пламя взревело, и моя бронзовая чаша со стуком скатилась со стола, но в последний момент слуге удалось поймать ее.
Я моргнула.
Призраков больше не было. Только министры, чьи нечесаные бороды намокли от вина. Они ошеломленно уставились на меня. Даже слуги замерли на месте от удивления.
Шаньсэнь тоже не сводил с меня глаз, хмуря густые брови.