Я узнаю этот звук.
Этот звук неумолимо приближается, меняет тембр, и вслед за ним над нами – совсем близко – проносится крестообразная тень.
И сейчас же на ревущую стену огня и дыма мощно низвергается сверху что-то холодное и влажное. Это длится всего пару секунд, но выпавшая с неба масса воды смывает огонь с деревьев, с кустов и травы. Вода везде – на промокшей до нитки одежде, на земле, на камнях.
Я швыряю пистолет в сторону. Неожиданно он становится моим заклятым врагом. Я облизываю руки, скручиваю волосы в пучок и высасываю из него воду.
Вода!
Вода пахнет пеплом, но мне все равно. Я глотаю ее. Горло мое режет острая боль, но я глотаю вновь и вновь.
Гарретт стоит на коленях и облизывает валун, ухватывая языком и губами тонкие ручейки, стекающие с его поверхности. Я замечаю: на валуне есть углубления и трещины, в которых скопилась вода. Я с такой силой погружаю лицо в одно из углублений в камне, что едва не ломаю себе нос. Втягиваю в себя воду.
И тут я вспоминаю, что кое-что забыла. Точнее – кое-кого. Отрываюсь от валуна и ищу глазами Келтона. Тот не двигается. Его кроссовки дымятся – так близко подобралось к нему пламя. Но теперь пламя отступило, пожар отплевывается белым паром и только кое-где зализывает свои раны редкими язычками пламени.
Я погружаю руки в углубление на камне, пытаясь набрать воды, но ничего не получается – слишком мелко. Тем не менее я несу то, что добыла, к Келтону, но вода просачивается сквозь пальцы и все мои усилия идут прахом. Нужно придумать что-то другое.
И когда приходит ответ, я начинаю смеяться над собой – способ такой простой, хотя еще неделю назад я и подумать о нем не могла бы. Та коробочка, в которой я жила прежде, была слишком мала, чтобы в нее могло поместиться мое решение.
Я бегу назад, к валуну и вновь склоняюсь над ним. Выбираю углубление побольше и, опустив в него лицо, втягиваю губами столько воды, сколько могу удержать. Мое тело требует: проглоти! Проглоти! Но я не исполняю его приказ. Я спешу к Келтону.
Падаю перед ним на колени, одной рукой приоткрываю его рот и прижимаюсь к нему губами. Затем выпускаю воду в рот Келтона – похоже на искусственное дыхание, но чуть-чуть с иным содержанием. Отвожу свои губы и, прикрыв его рот рукой, жду.
Ничего.
Ничего.
Ничего!
И вдруг – гортанный хрип и кашель. Вода фонтанирует изо рта Келтона, но я зажимаю ему рот и не даю ей излиться. Пусть чуток захлебнется. Пусть хорошенько поперхнется! Но проглотит – хоть немного!
Келтон корчится, хрипит, пытаясь откашляться и исторгнуть воду из бронхов, но идти ей некуда, кроме как обратно в рот, и я вижу, как кадык у Келтона начинает ходить вверх и вниз – он глотает!
Вновь бегу к валуну, набираю остатки воды и возвращаюсь к Келтону. Глаза его приоткрыты – он что-то соображает, но не слишком. Я вновь прижимаюсь губами к его рту и отдаю ему воду. На этот раз он приподнимает руку и придерживает меня за плечо. Я чувствую, как он пьет, как глотает, и когда вода из меня полностью переходит в него, я отстраняюсь, чтобы перевести дыхание.
Келтон смотрит на меня, еще не вполне придя в сознание. Самое время для озорных шуточек, но мы слишком далеко ушли от себя прежних, чтобы дурачиться.
– Дождь? – спрашивает Келтон.
– Самолет, – отвечаю я.
– Вот как? Это даже лучше.
Он ложится на бок и продолжает кашлять. Это ничего! Пусть кашляет, сколько ему заблагорассудится!
Я смотрю на огонь. Пожар еще бушует, хотя и не так сильно. Гарретт лежит, распростершись, на валуне и смотрит в подернутое дымкой голубое небо. Сейчас, когда наша жажда утолена, мы могли бы умереть вполне счастливыми. Но, может быть, нам не суждено умереть сегодня?
Келтон садится. Склоняется губами к рукаву своей куртки и принимается высасывать из нее воду. Я следую его примеру и вижу – самолет возвращается к водохранилищу, снижается и набирает воду для второго захода.
Часть 6
Новое «нормальное»
Стоп-кадр: Диснейленд. 8.57 утра, суббота, 25 июня
Мейн-стрит отмыта от пепла, Особняк-с-привидениями очищен от бродяг, а с фресок, на которых изображены любимые детские персонажи, стерты выведенные зеленым спреем непристойные картинки.
Прошло почти две недели с момента, когда восстановили водоснабжение, и именно столько потребовалось, чтобы наладить нормальную работу всего, что было выведено из строя. Увы, не все прежние работники вернулись на свои места, а потому пришлось нанимать новых, и среди них – вот этого восемнадцатилетнего билетера, которого мать заставила пойти и поработать летом. Из-за недавней катастрофы его семья потеряла целое состояние на страховых вычетах. Теперь все должны как следует засучить рукава.
– Тебе понравится, – сказала она.
Но ему не нравится. В парке все изменилось, и это стало для него грустным открытием. Что вы почувствуете, обнаружив, что Зубной феи не существует, а Санта запросто может отойти в укромный уголок и покурить травки? Да и весь парк выглядит пост-апокалиптически. Никаких костюмов, никаких процессий, никакого джаза на площади Нового Орлеана. И никаких гостей. Это – самый долгий перерыв в работе парка с тех пор, когда он впервые открыл свои ворота для посетителей. Пришлось слишком многое восстанавливать, перестраивать. И не только здесь, но и повсюду в Южной Калифорнии.
Тут побывали и мародеры, и грабители. Хотя разрушено и уничтожено было не так много. Ворвавшиеся в парк не интересовались ни одеждой, ни техникой. Они искали только одно. Торговые автоматы были вскрыты, киоски взломаны. Единственный аттракцион в парке, где еще использовалась вода, Фонтан завтрашнего дня, стал Меккой для потерянных душ, которые пили его хлорированную воду, пока она не закончилась. Начальство решило переименовать этот фонтан в Фонтан жизни. Официально заявлено, что в парке никто не умер. И это – большое дело. Ни один район в Южной Калифорнии не может таким похвастаться.
Тысячи людей по всей Южной Калифорнии объявлены героями. Как, например, менеджер электростанции, которому удалось усмирить бунтовщиков в Хантингтон-Бич, или добрый самаритянин из Тустина, спасший в тамошнем доме престарелых не один десяток людей. Спас, а сам скромно исчез, не дожидаясь почестей. Новый билетер тоже любит называть себя героем, хотя ничего особенного он не совершил – просто выжил. Но ведь и это было непросто.
Восемь часов пятьдесят восемь минут.
Билетер стоит у турникета, считая последние минуты, оставшиеся до открытия. Это – первый официальный день работы. А значит, жизнь наконец возвратилась в нормальное русло. По ту сторону Изумрудных ворот стоит очередь, и конец ее скрывается из виду. И билетер понимает, почему на открытие парка явилось так много людей, что им нужно и что они могут получить только здесь.
Во время кризиса погибло и пропало без вести более двухсот тысяч человек – больше погибало только во время войны. Но даже и эта цифра кажется не слишком высокой, а в том, что она не стала больше, люди видят настоящее чудо. И именно поэтому они в таком количестве явились сюда в утро первого рабочего дня. Ведь именно здесь, в Волшебном Парке, все еще живет волшебство. Здесь не умирает надежда, а мечты становятся реальностью.